Олег Гордеев - Точка на карте

Через неделю кто-то вспомнил об Андрее. Послали лазутчика.

Женька Вихлянцев, стоя на газовой трубе, уцепился за подоконник и заглянул в комнату Андрея. Сквозь грязные стекла он разглядел на кровати неподвижное тело.

– Ну что? – крикнул снизу Миша Свистунов.

– Да там он…

– Живой? – высунулась в окно тетя Саша.

– Не знаю я, не шевелится.

– А ты, сынок, в окно постучи.

– На кой хрен! Я ему в дверь сто раз стучал.

– Значит помер, – решил Свистунов и машинально стащил с лысеющей головы кепку.

– С чего бы ему помереть, – протрубила вышедшая во двор Анжела Серпухова, – Молодой вроде, здоровый…

– Это вы его довели, – с содроганием выговорила тетя Саша.

– Как же, мы! – огрызнулась Серпиха. – Это вон Женька Вихлянцев.

– Чего?! – возмутился парень и в раздражении забарабанил по стеклу. – Андрюха! А ну вставай, сукин ты сын!

– Наверно, выпил чего-нибудь не того, – сообразил Свистунов, – и загнулся. Я вот, один раз, было, развел полстакана спирта, а он, зараза, оказался техническим…

– Чего тут думать, дверь надо ломать, – вмешалась Анжела.

– Может лучше… пусть милиция, – предложил Свистунов.

– Еще ментов нам тут не хватало, – заревел сверху Вихлянцев, припоминая початый стакан анаши под кроватью, – сами справимся.

Стали ломать дверь. Она не поддавалась.

– Женя, фомка нужна, – сказал Михаил, потирая отбитое плечо.

– У меня нету…

– Сгоняй к Филиппычу, у него должна быть.

– Ага, делать мне больше нечего, – возмутился Вихлянцев, однако ж, пошел.

Минут через пять Женька вернулся с арматурной монтировкой. На шум собралась толпа зевак. Стали давать советы.

– Сильнее вбивай, – кричал сзади бритый наголо Филиппыч, пришедший сюда же из интереса. – Зацепил? Отжимай! Вдвоем! И дверь толкай!

– А за взлом ничего не будет? – забеспокоился Борис Серпухов. – Это же взлом!

– Не бойся, Боря, никто ничего не узнает, – процедила Анжела, не глядя на мужа.

Наконец дверь с треском поддалась, растворилась.

Свистунов прошел первым. За ним, пригнувшись и оглядываясь, вошли остальные. С первого взгляда могло показаться, что вы попали в усыпальницу египетского вельможи: на всем лежала пыль. Тут же была и мумия – тело Андрея, и священные драгоценности – пустая бутылка из-под вина, засохший кусок сыра, колбасная кожура.

– А—а! Что я говорил! – обрадовался Михаил, указывая на бутылку.

Филиппыч огляделся: «И взять-то нечего… Как мышь церковная».

– Глядите! У него веки дрогнули! – воскликнула Валя Луговая, девушка, стоявшая среди прочих зевак.

– А ну, пустите меня! – раздался сзади голос тети Саши. Расталкивая толпу мясистыми локтями, она пробиралась к Андрею. Ее опытные пальцы быстро нащупали пульс.

– Как есть живой, – возвестила королева коммуналки. – Миша, позвони в скорую, живо! Надо ему водки капнуть, ато совсем стрясут по дороге, не дотянет. Мотя, сходи, дружок, там у меня заначка за радиатором стоит…

– А—а, теть Саш! – лукаво подмигнул Вихлянцев. – Водчонку подтариваешь, и – ни гу—гу.

– Молчал бы уж! – замахнулась на него тетя Саша.

Принесли водку. Народ с интересом поглядывал на происходящее. Тетя Саша накапала Андрею сквозь сжатые зубы грамм тридцать и сама приложилась.

Андрей резко, с хрипом вздохнул, закашлялся. Но ни рукой, ни ногой он так и не смог пошевелить. Раздались радостные возгласы.

– Ну вот, дружок, так-то лучше! – пробасил Мотя, который вообще-то был женщиной, но об этом мало кто догадывался.

Филиппыч крякнул, забрал монтировку и, что-то бормоча, ушел.

Вскоре явилась скорая. Длинный, редкозубый фельдшер с выкаченными глазами оказался юмористом. Быстро осмотрев Андрея, он сказал:

– Цепляй его за ноги кто-нибудь, а я – за голову, будем выносить.

– Да ты что, сдурел! – надвинулась на него тетя Саша. – Совсем мозги пропил!

– Ладно ладно, уж и пошутить нельзя, – засмеялся медик. – Щас носилки припрут, будем грузить. Выходите все, нечего тут глазеть!

– Смотри, – пригрозила тетя Саша. – Если с ним чего случится!

Фельдшер только смеялся, оскаливая желтые зубы.

Спустя полчаса Андрей находился в приемном отделении Саратовской городской клинической больницы №8. Растянувшись на пружинной койке, он медленно восстанавливал силы, всасывая набухшей веной питательную жидкость из змеящейся сверху системы. Дыхание стало явственное и ровное.

Накурившаяся черноволосая медсестра Танюша, опираясь о спинку койки, следила за выражением лица пациента. Большие и маленькие мускулы на заострившемся лице Андрея вздрагивали, будто кто-то изнутри подергивал их за ниточки.