Ирина Cенкевич - Любовь ведьмы на крыше Мира. Повесть

– Ну и как Тебе с нами? Весело? Не думаю. Мне же не смешно. Но Ты же Бог. Тебе все можно, а я кто? А мне ничего нельзя. Что со мной не так? Браслеты им мои мешают. Бесят, говорят. А как это? Если у вас нет бесов, то чем вы это делаете? Как можно стукнуть вилкой, если в руках у тебя ложка? Нелогично.

Ксюша спрыгнула с бетонного выступа прямо на крышу. Подняла перо вороны, что валялось под ногами. Засунула это перо в свою пушистую копну, важно надула губы, закатила глаза и писклявым голосом визгнула. Вороны вперемешку с голубями испуганно взмыли в воздух, и Ксюша рассмеялась.

– Вот так, Тамара Петровна! Даже вороны от вашего визга готовы на суицид. А вы все губы красите и визжите, как бензопила «Дружба»! Вашему «гудку» украшение не требуется! Не надо красить. Он и так безотказно работает. На вынос мозга до полного вакуума. Украшения. А зачем придумали украшать что-то? Мне кажется, я поняла! Украшают то, что уродливо выглядит, чтобы прикрыть это. Логично. Тогда зачем мне браслеты? Ведь у меня совершенно не уродливые кисти рук. Они очень даже красивые. Вот, может, и не надо браслеты. Но я их люблю. Моя любовь против раздражения других. Что важнее? Глупый вопрос. Любовь для меня всегда важнее. Тем более моя любовь! Она же родная, а раздражение чужое, и меня это совершенно не касается.

Ксения опять вся сжалась, и худые плечи, казалось бы, выражали всю скорбь ее молодого сердца. Старые потертые джинсы, розовая футболка, белоснежные кроссовки и любовь огромных масштабов.

– Ничего, сейчас, моя девочка! Ничего, мы снова справимся. Мы обязательно справимся. Подумаешь, какая-то глупость, какие-то браслеты, какая-то Тамара Петровна.

Ксения опять уселась на свое излюбленное место. Внизу грохотали грузовики, пыхтели малолитражки и повизгивал старенький трамвайчик. Крики строителей, общающихся на изысканно французский манер русским народным матом, и звук скрипки из какого-то окна создавали неимоверную какофонию. Город размеренно уверенным шагом шагал в своем обычном темпе в свой самый реальный хаос. Хаос из маленькой любви и чужого большого разочарования. Где-то заплакал ребенок и заиграла «Вечная Любовь». Азнавур даже в этом Хаосе оставался собой до последней нотки. Ксения сидела, обняв свои коленки руками. Глаза ее были закрыты, только по щекам бесконечным ручьем текли слезы.

Она была безучастна к этому Человеческому Миру. В отличие от нее, Мир был очень уж чересчур участлив к ее маленькой фигурке. И вот этот серый кусок бетона – это, наверное, была макушка Человеческого Мира. Потому Ксения туда и сбегала от всевидящего глаза людского.

Ангел белоснежный вздохнул. И возрадовался, что не до него сейчас этой барышне. «Опять плачет. Опять одна. Опять, чтобы никто не видел». Он уже, наверное, полгода как сюда залетал. Что-то тянуло его очень сильно к этой одинокой душе. Ангелам положено видеть то, что внутри. И он видел. У этой девочки была поразительная Душа. Совершенно прозрачная. Как дочиста вымытое стекло. И даже прозрачнее.

За долгое время своей работы он много раз встречал таких. И он знал, откуда эта прозрачность. У Ангелов нет эмоции. Есть работа. И она такая, какая есть. Ничем не лучше и не хуже. Просто работа и никаких эмоций. Только эту Ангел жалел, что ли, или ему просто казалось. Но эти светлые кудряшки хотелось потрогать даже Ангелу… А может, вся жалость из-за этих кроссовок белоснежных, почти как его крылья? Он и сам не понимал. Но к этой молодой женщине он что-то чувствовал. И он хотел спросить ее, как ей удается отчистить кроссовки до такой белизны. Ведь он прекрасно знал, как выглядит белое, по которому ходят ногами. Лично знал.

Внутри. Все, что имело значение в этом мире. Все, что никогда не перестанет быть драгоценностью. Все, что всегда где-то между строчек, но остается Главным. Именно это и было в сердце этой барышни. И Ангел отчетливо видел. Или чувствовал. И сам удивлялся своему отношению к ней.

– Ну и где эта ведьма, опять ускакала? Кто должен за нее дежурить? Может, это я должна стать и обеспечить ее зарплатой?

– Тамара Петровна, успокойтесь! Я ее отпустил покушать. Она же без обеда осталась. Дедушку до остановки проводила. Будто вы сами не видели, как поплохело деду.

– Деду поплохело? Конечно! В таком возрасте надо дома сидеть, а не по ЖЭКам таскаться.

– Стоп! Мы же сами его вызвали. Или я ошибаюсь?

– Валерка, заткнись! Позвоню жене и расскажу, как ты тут эту блаженную обхаживаешь! Ох, отхватишь, мало не покажется! И не посмотрю на твою рожу щенячью!