Сергей Бусахин - В плену иллюзий

– Какая тут видимость? Ничего не видно! – злобно буркнул в ответ Валера.

И всё же, стремительно двигаясь по коридору, как слепые, то и дело натыкаясь друг на друга, мы не осознавали всю трагичность ситуации, продолжая надеяться, что всё это не по-настоящему – игра взрослых людей под названием «учебная тревога». Наконец нащупав металлическую дверь, ведущую к трапу наверх, мы попытались её открыть, да не тут-то было: она оказалась прочно задраена тремя рычагами-задвижками, которые никак не поддавались нашим усилиям. Я сразу почему-то вспомнил несчастную, задраенную на прошлой тревоге, повариху и теперь понял все её переживания. Дым в это время раздирал наши лёгкие, и дышать становилось всё труднее. Тогда я не выдержал и принялся со всей силой колотить кулаком по этим наглым задвижкам, наконец упорство их было сломлено, и, распахнув тяжёлую дверь, мы бросились по трапу наверх. Дым тут же устремился за нами, но дышать здесь было значительно легче. Наверху выход на палубу преградила ещё одна накрепко задраенная дверь. Я, как уже опытный взломщик, тут же приступил к работе и, окончательно сбив кулаки в кровь, открыл и эту дверь. Мы выбежали на палубу с выпученными красными глазами и открытыми ртами, неистово кашляя и извергая из себя клубы ядовитого дыма. Здесь царила суматоха. Матросы суетливо бегали в разных направлениях, пытаясь наладить водяной насос, чтобы, подключив к нему пожарные рукава, направить воду на огонь, который в это время, словно из жерла вулкана, вырывался наверх из машинного отделения и уже достигал ботдека. К своему изумлению, я заметил среди снующих матросов двухметровую фигуру стажёра-африканца. Он, словно контуженый, с омертвелым лицом, слонялся по палубе, таская за собой заскорузлый пожарный рукав в надежде где-нибудь его пристроить и таким нелепым способом оказать посильную помощь в тушении пожара.

Только внезапно появившийся Грушин, похожий на подростка рядом с гигантом-огнеборцем, решил нарушить его планы и, решительно подойдя к нему, попытался вырвать у него из рук пожарный рукав, чтобы передать его матросам, а самого «огнеборца» отвести на капитанский мостик, где в это время сгрудились все другие стажёры, доктор Одерра и писаный красавец доктор Морис, но ошалевший «огнеборец» почему-то не пожелал расстаться со своим приобретением и легко приподнял над палубой намертво вцепившегося в «приобретение» Грушина. Серафим Всеволодович, поболтав в воздухе ногами, понял, что в таких условиях сопротивление бесполезно, и, ослабив хватку, прыгнул вниз. И уже с палубы, задрав голову вверх и применив свои знания полиглота, ему всё же удалось, чередуя английский язык с суахили, убедить упрямца отказаться от своей паранойи во что бы то ни стало вступить в схватку с огнём и «не мешать осуществлять это более опытным мореходам, а вместе с пожарным рукавом, если он ему так дорог, присоединиться к своим товарищам». В это время с капитанского мостика, невозмутимо попыхивая трубкой, за тушением пожара и оригинальной борьбой «Давида с Голиафом» наблюдал доктор Баркетт, время от времени успокаивая возбуждённых стажёров, которые уже, сделав ставку на победу своего двухметрового собрата, всячески подбадривали его ликующими криками.

Кстати, только благодаря доктору Баркетту и Грушину стажёрам удалось выбраться наружу. Впервые оказавшись на подобном судне и ещё не освоившись с его многочисленными коридорами, они при первых воплях старшего помощника от страха закрылись в своих каютах и «ждали у моря погоды». Как только начался пожар, Баркетт и Грушин бросились к своим подопечным: надели им спасательные жилеты и вывели на капитанский мостик, по которому – весь всклокоченный, похожий на умалишённого – суетливо бегал капитан и отдавал команды в безответную воздушную среду. Он был явно не в себе: обескуражен и психологически надломлен случившейся катастрофой; иногда, чтобы поддержать своё реноме, выставив живот, замирал на месте и, принимая, как ему казалось, героическую позу, орал не своим голосом и грозил кому-то кулаком, но вскоре, очнувшись, начинал суетиться и, озираясь по сторонам, конфузливо поглядывать на кряжистого и бесстрастного, окутанного табачным дымом, руководителя проекта ФАО.

Согласно инструкции я поспешил туда, где по тревоге обязан находиться водолаз под номером три, – в район носовой палубы. Здесь уже стояли с белыми от испуга лицами технолог Дора Твердохлебова и переводчица Эльза Ивановна.