Ирина Мисевич - Куда уходят скалы. Книга первая

Солнце давно поднялось и, несмотря на осень, по-прежнему ласково пригревало. Въехав в лес, цыгане запели. Вероятно, так давали знать пограничникам, что это они едут без злого умысла, без коварных целей. Я ни в одной опере не слышал такого потрясающего пения, мужское соло сменялось женским, шел разговор о высокой и вечной любви, это было понятно даже тем, кто языка не знал.

Я знал, что когда доберусь до Якутии, найду и золото, и алмазы, все добуду. Мне помог один из бывших ссыльных, который знал и местность, и людей, договорились с ним о доле, но когда он узнал, что я собираюсь поживиться у шамана, побледнел, начал заикаться, сказал, что тот проклянет, нельзя даже взглядом обидеть этого их попа с бубном. Я успокоил бедолагу, а потом и воды Лены убаюкали его, погрузив в вечный сон. Я умнее, сильнее и хитрее, весь мир будет мой, не только эти кости с золотом. Когда я скрылся с добычей, принялся выковыривать драгоценности, все шло как по маслу до тех пор, пока не добрался до черепушки. Солнце блеснуло в глазницах, луч от проклятого алмаза ослепил, долото соскочило и рассекло мне левую ладонь. Кровища брызнула, как из тех узкоглазых, что я положил. Замотал руку, боль отстреливала аж в плечо, пришлось взять весь череп, прочным оказался. Смотрю на него и говорю: «Бедный Йорик!» – и такой на меня смех напал, аж эхо раздалось. Но, видно, зря ржал, рука пульсировала все сильнее, пока добрался до города, начала гноиться, в местной больничке рану обработали, швы наложили, но не помогло. Начался жар, понял, что в таком состоянии до Москвы не доберусь. Проклял меня шаман! Но я ни за что не сдамся, тем более с такими сокровищами, я запланировал для себя новую жизнь, с таким богатством мне среди москалей делать нечего, я уеду в Стамбул, окружу себя роскошью и наложницами, на востоке понимают вкус жизни. Кроме Якутска я еще кое-чего припас, в Москве, когда бывших буржуев трясли, в домах у них много интересного находили. Местный хирург, насквозь проспиртованный, решил ампутировать кисть, если бы я не потерял сознание от жара и лихорадки, ни за что не дал бы ему мне руку отрубить. Но хоть тот и заядлый пьяница, дело свое знал, культя заживала, через месяц я отправился домой. Живой. А это главное.

Теперь надо отыскать свидетелей, которые могут меня узнать, и обезвредить их. Не для того я руки лишился, чтобы эти уроды мне все карты попутали.

Проще всего было найти комсомольца, в этой стране без присмотра партии ни одна экспедиция не обходится, не так уж много этим летом было командированных в Якутск. С ним разобрались. Только узнал, кто мог меня увидеть, как вот он, голубчик, явился с докладом к нам на Лубянку, хорошо хоть успел перехватить его.

Боже, зачем я все это затеял! Мог бы просто спрятаться в глубинке, учительствовать в сельской школе, пусть бы скромно, но жили бы! То, что я делаю сейчас, – измена Родине, за это расстрел. За собой тащу жену и дочь, да еще и ни в чем не повинного мальчишку. Я лежал в кибитке на подушке, пахнущей разнотравьем, этот запах противоречил моему беспокойному состоянию, был из другой жизни, утаскивал с удивительной силой мое сознание в сон, я просто провалился в другое измерение. Потом я понял, что цыганка-мать специально уложила нас на подушки с успокаивающими, как говорят в народе, сонными травами, чтобы от нас не исходил запах тревоги и адреналина, который так хорошо чувствуют пограничные собаки. Все самое опасное мы благополучно проспали, разбудили нас уже в Эстонии, на хуторе верстах в тридцати от границы. Неужели мы свободны?! Мы обнялись с цыганами, встречающий нас человек отдал им деньги, судя по радостному виду барона, весьма немалые, мы смотрели им вслед, пока их силуэты не скрылись в лесу, так мы прощались с родной землей навсегда.

В новой местности мы в очередной раз поменяли костюмы, как актеры, отыгравшие утренний спектакль, но уже готовящиеся к вечернему действию. Теперь нервозность отступила, мы смогли наслаждаться местным чистым воздухом, удивительно гармоничными пейзажами, Южная Эстония богата великолепными озерами и лесами. Вот мы дошли до исполинского дуба, который не смогли обхватить даже вчетвером, вот нам навстречу из леса выскочил заяц, вдали промелькнул олень… Давно уже не было такого ощущения безмятежности и покоя, вероятно, это было защитной реакцией организма – впасть в состояние умиротворения после нескольких недель стресса. Мы еще не успели даже подумать о завтрашнем дне, не знали, где нам предстоит жить и работать. На прогулке по берегу огромного, чистого и гладкого, как зеркало, озера мы условились, что не будем спрашивать нашего провожатого о предстоящем маршруте, куда привезут, там и приживемся, главное, что мы вместе. Озеро уже покрылось ледком, в северной стране чувствовалось приближение зимы.