Ирина Мисевич - Куда уходят скалы. Книга первая

Как бы я ни загружала себя делами значимыми и не очень, почему-то в этот раз очень тревожилась о муже. С дочерью это не обсуждала, не хотела беспокоить ее, но бессонница снова вернулась.

В стране полным ходом шла подготовка к празднованию Великой Октябрьской революции, профессору не давали спокойно работать, студентов все время забирали на репетиции концертов, подготовку к демонстрации. А меж тем препарат уже был опробован на крысах, у самых старых самцов появилась сексуальная активность, залоснилась новая шерстка, повысился аппетит. Следующие в очереди – белые кролики.

В Москве портилась погода, зарядили бесконечные дожди, все вокруг стало круглосуточно-серым, только красные флаги тревожно мерцали.

Утро 7 ноября Романовский отстоял, приветствуя демонстрантов с портретами вождей и бумажными цветами, на трибуне, потом – бегом домой, переодеваться к торжественной части в Кремле. Он не переставал восхищаться красотой и элегантностью Софьи Александровны, та встретила его в темно-синем платье в пол, украшенном вологодскими кружевами цвета топленого молока. Его жена всегда притягивала взгляды. Пора было идти, автомобиль ждал у подъезда. Вера осталась дома, ей эти собрания были еще не обязательны. Она обняла родителей и отправилась готовиться к коллоквиуму.

В фойе играл оркестр, дамы выгуливали наряды, мужчины вели светские беседы.

«Для чего была нужна революция? – подумал Михаил Кондратьевич. И сам же себе ответил: – Чтобы одни люди в правящей верхушке сменились другими». Он видел, как бедно и трудно живет вся страна, как тяжело работают и рано встают люди, как мало хорошего видят они в жизни. В принципе, ничего не изменилось, никакого коммунизма никто в правительстве не строил, каждый старался занять лучшее место под солнцем, судьбы других людей их не интересовали. «Светские балы теперь просто стали советскими», – усмехнулся профессор…

Михаил Кондратьевич пытался разыскать в толпе Тимофея, спросил о нем у ректора института, но получил неожиданный ответ: «Тимофей оказался английским шпионом и арестован. Теперь собирают документы по всем членам Якутской экспедиции».

Профессор был в недоумении…

И вот всех пригласили пройти в зал на торжественную часть собрания, чета Романовских не торопилась зайти в первых рядах, не стремилась занять места получше. Когда проходили к свободным креслам, Михаил Кондратьевич бросил взгляд в сторону президиума, вдруг резко сжал локоть супруги, шепнув ей на ухо: «Дорогая, я забыл в гардеробе пенсне, пойдем вместе заберем, не возражаешь?» Софья Александровна безоговорочно подчинилась, не задавала лишних вопросов, когда муж подал ей пальто, надел свое, сказав гардеробщику, что жене внезапно стало плохо, надо выйти на воздух. На улице профессор наклонился к жене и едва слышно произнес:

– Он в президиуме!

– Миша! Не может быть, ты обознался!

– Софи! Его невозможно ни с кем перепутать, таких глаз, такого взгляда больше нет ни у кого! Теперь понятно, что произошло с Тимофеем?

– Боже! Значит, он в правительстве или очень близок к нему.

– Нам надо немедленно бежать, понимаешь, у меня тоже очень приметная внешность, с моим ростом трудно быть незаметным, а он отчетливо видел меня. Надо спасать Веру и спасаться самим. Сейчас заходим за Георгием, на сборы не более 30 минут.

И тут всплыли наставления шамана: «Даже не пытайся бороться, беги» – не верить было невозможно…

Вот и пригодилась инструкция. Георгию все объясню по дороге. План был таков: наша семья уезжает с ним на служебном автомобиле в Калинин, утром молодой ученый идет в местную лабораторию, не вызывая ни у кого вопросов и удивления, отдает в работу образцы и возвращается в институт. Мы едем из Калинина в Ленинград поездом, а оттуда – в Псков, селимся в частном секторе, по адресу, указанному в инструкции, и ждем возвращения товарища, если он решится бежать с нами. У Георгия не осталось в живых никого из родни, его ничто не должно здесь держать, включая работу, а с моим отъездом она сведется к нулю. В связи с моим исчезновением его могут арестовать, допрашивать, жизнь сломают, в любом случае в институте знают, насколько мы связаны, никто не поверит, что я не сказал ему, куда уезжает моя семья. Усугублялось все тем, что ректор отметил: к каждому члену экспедиции уже пристальное внимание. К тому же, что греха таить, отец всегда думает о судьбе дочери, Вера уже в невестах ходит, а мужа ей хорошо бы русского, чтобы и душа, и мысли его были понятны.