Андрей Артёмов - Особый порядок

Андрей Иванович быстро сообразил, что произошло, взял мальчика за руки и взглянул ему в глаза, затем посадил его себе на колени и стал спрашивать:

– Как звать-то?

– Димкой!

– А чей будешь?

– Ивана Карлина сын.

– Вон оно как?.. А я и не знал даже… Ивана Карлина сын, стало быть?

– Да.

Андрей Иванович вопросительно смотрел на сестру.

– Если внук брата, тогда кем он мне приходится?

Она не знала, как точно ответить, и, пожав плечами и разведя руки в стороны, вышла из зала.

«Значит, внучатым племянником будет», – подумав, решил для себя Андрей Иванович и поинтересовался:

– А где папа?

– Дома остался.

– А сколько уже дней ты здесь?

Племянник выставил перед собой худенькие бледные ручки и стал, считая, сгибать пальчики, но, сбившись со счёта, опустил их.

– Много, – сказал он.

Андрей Иванович улыбнулся.

– А ты мне родным дядей будешь, да? – спросил мальчик. – Мне так тётя сказала.

– Конечно, родным дядей, – ответил Андрей Иванович и, поцеловав племянника, опустил его на пол. – Пойди умойся, потом поговорим.

Племянник выбежал из зала. Андрей Иванович остался в комнате один. Он открыл дверь детской, где у стены стояла совсем другая детская кровать с незаправленной постелью, а на полу оставались разбросанные игрушки. Затем он заглянул в другую комнату, некогда родительскую, – и в ней обнаружилось мало прежнего…

Охваченная радостью, Елена Ивановна забыла, что давно нужно было отправиться на работу, а когда опомнилась, забеспокоилась и позвонила на работу подруге, чтобы та сегодня поработала вместо неё, разумеется объяснив ситуацию. Так Елена Ивановна сегодня не пошла на работу, и они втроём остались дома. К полудню у ребёнка пропала охота резвиться. Он ушёл в детскую и, немного поиграв на полу игрушками, на полу же и заснул. Андрей Иванович и Елена Ивановна уединились наконец и рассказали друг другу о многом: о минувшем, о планах на будущее.

Последний раз Андрей Иванович бывал здесь, дома, как бы гостем лет десять тому назад, когда ещё не было в стране великих потрясений, но они стремительно надвигались. А когда надвинулись, то потрясло всё – непонятно было, куда покатилась жизнь, которая теперь, как говорится, не стоила и ломаного гроша. А между тем (или вопреки тому) жизнь была; жить ещё было можно благодаря выживанию – вот инстинкт самосохранения! Выживая сами, женщины рожали детей – вот где необратимый процесс! Тот самый инстинкт и этот процесс – двигатели жизни. И что бы там ни говорили наши, выбранные нами, верховные правители, внизу всегда оставалась своя политика жизни, резко отличающаяся от той, что наверху… Эх, куда меня, автора, занесло! Но довольно: я пишу всего лишь роман, где герои нравственны или аморальны в силу тех или иных жизненных обстоятельств.

Поговорим же теперь и об иных героях нашего произведения. Итак, последние годы для Ивана Ивановича, отца Андрея Ивановича, складывались неудачно по причине нервозной ситуации в обществе. В нём скапливалась желчь, и в семье не хотели его раздражать лишний раз. Однажды, когда Иван Иванович ремонтировал свою автомашину и у него что-то не получалось, а это всегда выводило его из терпения, стал приставать к нему какой-то в алкогольном опьянении мужчина со своими разговорами. И это отца Андрея Ивановича наконец взбесило, и случилось так, что отец не выдержал и хотел кулаком въехать ему, а получилось, что с размаху тяжёлым гаечным ключом, которым работал, ударил приставшего, невзрачного на вид человечка по голове, причинив тем самым тяжкий вред здоровью. От причинённого вреда тот скончался в больнице. Разумеется, отца по настоянию прокурора обвинили в преднамеренном причинении тяжкого вреда здоровью, повлёкшего смерть, и суд дал ему большой срок – как-никак это стоило жизни какому ни есть, но человеку. А через год домой пришло извещение о смерти отца. Телесных повреждений на теле покойного обнаружено не было, а вскоре узнали из заключения судебно-медицинской экспертизы, что смерть наступила от сердечной недостаточности.

Что испытывало то самое сердце? О чём оно говорило? Что оно слышало? Что так трогало и беспокоило? Что лежало на сердце – обида? негодование? ненависть? смирение?.. Откуда уж нам это знать. Но одно верно: что-то было на сердце, если повело оно себя таким образом.

Что касается матери, то и у неё дальнейшая жизнь протекала натыкаясь на искусственные препятствия, в особенности после того, что произошло с Иваном Ивановичем. На мать пришла тоска, грусть. Она, затворившись, переселилась в однокомнатную квартиру где-то в самом центре города. Лишь временами она приходила домой, чтобы побаловать маленьких внуков. Мать состарилась: морщины на лице удлинились и углубились, губы сжались, а сама сделалась ворчливой. Бабушку-старушку дети боялись и любили, она это прекрасно понимала и чувствовала.