Гарри Боро - Свидание с Америкой, или По следам Черной Жемчужины

– Уот? – тупо смотрю я на нее.

– Хау мач?

– Че?

– Джемини?

– Раша.

– О! – округляет баба глаза. – Коммунисто?!

– В честь чего это? – удивляюсь я.

– Раша?

– Ес.

– Коммунисто, – уверенно заявляет баба и словно ждет чего-то.

Я, честно говоря, не могу врубиться, какое она имеет отношение к примерочной (может, штаны подает за деньги по примеру туалетных кантиков), но поскольку она загородила вход, то мне невольно приходится на ломаном английском преподать ей краткий курс новейшей истории России. Согласно моей лекции, коммунисты давно уже утратили главенствующие позиции в государстве. Тетка слушала внимательно и вроде бы даже с сочувствием.

– Вот, – закончил я, приободренный ее пониманием. – Хотя коммунисты, конечно, еще остались.

– Коммунисто! – тут же ткнула она в меня пальцем.

– Да епа мама! – разозлился я. – Какой я тебе коммунист? Разве с такой рожей в партию берут?

– Какую партию? – заинтересовалась тетка.

– Да в любую, хотя бы коммунистическую.

– Ага! Коммунисто! – обрадовалась она.

Мне надоел этот спор.

– Вы откуда вообще? – перешел я в контрнаступление.

– Колумбия.

– Наркоманка? – прицепился я к ней, перекладывая поудобней кучу штанов с руки на руку.

– Уот?

– Вот тебе и уот. Хрен в рот! Чего ты ко мне пристала?

– Вы из России? – услышал я вдруг за спиной.

Я обернулся. Пожилой взъерошенный мужик, чем-то напоминавший незабвенного Шурика из «Кавказской пленницы», причем в тех же очках, с любопытством уставился на меня, ожидая ответа.

– Ес, – сказал я.

– О! – обрадовался «Шурик». – Я говорить по-русски!

Мне стало стыдно за «хрен в рот», но буквально через две минуты выяснилось, что фраза «я говорить по-русски» практически единственная в русскоязычном словарном запасе этого чудика.

– Коммунист? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Нет, – угрюмо стоял я на своем. – Журналист, – добавил я с некоторым сомнением, опасаясь расспросов о профессии.

– О! – еще больше обрадовался америкос. – Бэн Стрэйзанд, – тут же представился он. – Вице-президент радио «Свободная Азия». Коллега! – похлопал он меня по плечу. – Он не коммунист, – добавил Бэн, обращаясь к пожилой колумбийке и потом опять ко мне. – Как тебя зовут?

– Егор, – назвался я из вежливости, полагая, что теперь вход в примерочную для меня открыт.

– Ягр? – переспросил Бэн.

– Ягр, Ягр, – согласился я.

– Ягр, ты мой друг. Я любить Россия, – с непонятным воодушевлением прицепился ко мне теперь уже Бэн. – Бобби! – крикнул он кому-то в глубину зала.

Из-за рядов с брюками и джинсами выскочила точная копия Бэна, только лет на 30 моложе.

– Это мой сын Бобби, – представил он мне подростка. – А это мой друг из России, – сообщил он сыну с тем же воодушевлением. – Что ты тут делаешь, Ягр?

– В Америке?

– Нет, в магазине.

– Да вот, – кивнул я на кучу штанов, по-прежнему громоздившуюся у меня на руках.

– О нет, Ягр! Это тебе не подходит! – забраковал он, не глядя, все, что я отобрал для примерки.

Мне это не очень понравилось. Сомневаюсь, что какой-то мужик лет пятидесяти, будь он хоть Слава Зайцев, способен дать мне дельный совет по части одежды.

– Это плохой магазин! – сообщил мне Бобби. – Я покажу тебе другой – там лучший выбор!

Вот это уже более-менее аргумент. Хотя лучший выбор мне не нужен. Лучший выбор и стоит дороже, а мне деньгами сорить не с руки. Но я подумал, что все равно надо как-то убить вечер. Почему бы не пошляться с Шуриком по магазинам, тренируя свой талый английский. Сам Шурик, то есть Бэн, от здешней одежды, правда, не отказался. Пока я развешивал по местам отобранные штаны, он успел купить себе пару рубашек и чемодан на колесиках с вытягивающейся ручкой. Бобби все время крутился возле отца, но с неприкрытым интересом посматривал в мою сторону. Вот уж не думал, что где-нибудь и когда-нибудь для кого-то окажусь диковинкой.

– Я завтра улетаю в Камбоджу, – сообщил мне Бэн, расплачиваясь за покупки. – Поэтому купил несколько походных вещей, – как бы оправдывался он. – Это мой друг из России, – тут же не преминул он заметить кассиру.

– Хай, – помахал мне рукой кассир.

– Ну, хай, – помахал я ему в ответ.

А вообще, зря я в это ввязался. Когда мы выходили из магазина, то на самом деле являли собой несколько странноватое зрелище – чемодан этот на колесиках, Бобби, Шурик и я с отсосанными губами.

– Сейчас, – успокаивал меня Бэн. – Я говорить по-русски и любить Россию. Достоевский – очень любить.