Андрей Угорский - Бьеркезундская легенда

Два санитара несли тело на носилках. Оно было накрыто белой простыней с кровоподтеками. Это была фрау Зильберман, мать Бэлы. Она спала дома после ночной смены в госпитале. Видимо, не услышала сирены или не успела спуститься в бомбоубежище.

Вся родня Бэлы по отцовской линии, не успевшая покинуть Германию, была в лагерях. Тяжелобольная бабушка Бэлы по материнской линии после потери на восточном фронте сына, брата фрау Эльзы, находилась в одном из пансионов на юге Германии. Ей некуда было идти. Лишившись матери, она в любой момент могла быть отправлена в Освенцим.

Рудольф взял Бэлу за руку, и они пошли в старый дом с пекарней на Марсплац.

Мама Рудольфа дала девочке успокоительное и уложила ее спать в своей комнате.

Рудольф взял слово с младшего брата Вальтера, что тот будет держать в тайне, пока Бэла будет жить у них. Он предупредил, что епископ Хильдебольд будет следить за тем, как он держит слово. Вальтер очень боялся старого епископа. Как ученик церковной школы он очень почтительно относился к служителям церкви. Забегая вперед, отмечу, что Вальтер сдержал свое обещание. Отправив Вальтера спать, Рудольф остался вдвоем с матерью на кухне старой пекарни, где готовилось тесто на следующее утро. Их работник Пауль ушел на войну. Пекарня осталась на плечах Рудольфа и матери.

– Рудольф, сынок, я понимаю тебя, и мне очень жаль Бэлу. Но ты должен знать, если нагрянет гестапо, нам это будет дорого стоить.

– Мама, мы семья погибшего солдата вермахта, фюрер обещал нам льготы и защиту.

– Если выяснится, что мы прячем еврейскую девушку, нас сразу лишат всего. И главное – тебе скоро исполнится восемнадцать. Идет тотальная мобилизация, и я не знаю, как мне тебя спасти от этой мясорубки. Если я тебя потеряю, как мне жить?

– Мама, не беспокойся. Сейчас идет набор в кригсмарине. Я подал письмо с прошением о зачислении меня на флот в школу подводников, когда мне исполнится восемнадцать. Как сын погибшего я имею право выбора. Фюрер дал льготы семьям подводников, наша семья будет на особом положении. Нас никто не тронет. И главное – я не попаду, как отец, на восточный фронт.

Мать обняла сына.

– Я не могу тебя потерять, запомни. Мне уже хватит утрат в этой жизни. Ступай к себе, ложись спать, уже слишком поздно. Завтра нам с утра закладывать хлеб в печи. Надеюсь, ты не забыл.

После Рождества сорок четвертого Рудольфу исполнилось восемнадцать. Из кригсмарине пришло направление в школу подводного плавания в Кенигсберге, куда специальным вагоном Рудольф должен был убыть со дня на день.

Солнечный февральский день. Мать с бабушкой ушли на кельнскую продуктовую базу. Там они получали муку по льготе как семья погибшего солдата. Вальтер ходил в церковную школу, что находилась в бомбоубежище за старой ратушей. Проходя мимо каменного изваяния первого епископа, он часто произносил слова молитвы с обещанием держать слово, данное брату.

Рудольф приносил из пекарни горячий хлеб и раскладывал его на прилавок. Бэлу прятали днем от чужих глаз. А до открытия булочной она помогала Рудольфу. Принимая теплые хлеба из рук Рудольфа, она раскладывала их на полки прилавков. Когда она в очередной раз протянула руки за буханками, он поймал ее руки своими и потянул ее к себе. Ее лицо оказалось прямо перед ним. Он почувствовал теплое дыхание, теплые от хлеба руки и медленно прижался губами к ее теплой розовой щеке. Бэла подалась к нему навстречу. Рудольф целовал ее щеку и прикоснулся к губам. Бэла отвечала взаимностью. Рудольф нежно обнял ее и стал целовать ее белую шею. Что-то вдруг приостановило его пыл. Рудольф почувствовал слабость и беззащитность стоящего перед ним человека. Он слишком сильно ее любил, чтобы воспользоваться своим положением. Бэла поняла это. Она обняла и стала целовать его. Она прошептала ему на ухо слова, которые он больше всего хотел услышать. Он унес их с собой…

По данцигской брусчатке шагал человек в черной форме немецкого морского офицера. Он был среднего роста, худощавого телосложения. Черная тужурка, белая рубашка с галстуком и белая фуражка с крабом и имперским орлом со свастикой. Был он не просто офицер кригсмарине. По традиции фуражки с белым верхом носили только командиры подводных лодок. На галстуке и тужурке красовались два железных креста, один с дубовыми листьями. Его вручил адмирал Дениц, это добавляло гордости его обладателю.

Шел тысяча девятьсот сорок четвертый год.