Андрей Угорский - Бьеркезундская легенда

Рудольф, стиснув зубы, сдержался. После слов отца внутри стало как-то пусто. Он вспомнил теплую руку Бэлы. Тут он увидел лицо матери. Она подошла и стала гладить его светлые волосы, прижав голову к себе. Ему показалось, в ее глазах был ответ на вопрос, так больно вцепившийся в душу мальчика.

– Да плевать я хотел на все это, – тихо сказал он. Рудольф и раньше не очень понимал всех этих теорий о гордости и величии нации. Да неинтересно ему было все это. Бэла с ее лучистыми карими глазами под черными ресницами стала для него важнее всего на свете.

Через несколько месяцев началось вторжение в Польшу. Англия и Франция объявили Германии войну. По городу проходили колонны людей, поддерживавших великого фюрера, они выкрикивали лозунги во славу нации. Дух возрождения рейха сковывал одной цепью умы людей, поддавшихся самой простой объединительной идее. Идее ненависти к другим людям. Отец был призван в вермахт. Младшему брату Вальтеру исполнилось шесть лет, и мать отдала его в церковную школу, где идеи национал-социализма обходили стороной души многих учителей и учеников. Все хозяйство пекарни легло на маму, семнадцатилетнего работника Пауля и Рудольфа. Теперь ему приходилось вставать в пять утра, чтобы помогать закладывать заведенное накануне тесто по печным формам. Каждый день, возвращаясь из школы в булочную, он ждал, когда придет Бэла. Раскладывая теплые булочки на прилавок, он смотрел в окно, ожидая ее появления.

Несколько раз она приходила одна, без матери, и тогда Рудольф рассказывал ей о премудростях приготовления вкусных булочек и хлеба. Однажды он пригласил Бэлу в пекарню и показал ей, где и как мама заводит тесто. Он долго любовался ею. Она была несколько скована, видимо, комплекс происхождения подавлял ее. Но старалась не подавать вида. В какой-то момент Рудольф оказался очень близко к ней. Две косы густых темных волос спускались на грудь девушки. Черные ресницы ее темно-коричневых глаз и такие же черные дугой брови. На какое-то мгновение его охватило волнение, он не мог говорить, просто стоял и смотрел на нее. С этого момента каждый день Рудольф испытывал радость от присутствия Бэлы в этом мире.

Отец попал на польский фронт. Первое время он присылал пропитанные оптимизмом письма, в которых описывал победы вермахта. Осенью с началом боевых действий с Францией его часть была переброшена на французское направление. Письма приходили реже, но в них все так же сквозила уверенность в скорой победе и возвращении домой.

Наступил сороковой год. После капитуляции Франции отцу дали отпуск. Он выглядел немного уставшим, но был доволен, что дело семьи в надежных руках, и очень не хотел возвращаться на фронт. Но война продолжалась. Перед отъездом он сказал Рудольфу, что слишком много стран встали на пути великой Германии. Евреи, которые заправляют в Америке и Европе, объявили войну, и придется поставить их на место.

В сорок первом война вошла в повседневную жизнь жителей Кельна. Начались первые английские бомбардировки. Факельные шествия нацистов по ночным улицам стали еще более агрессивными, и Рудольф, которому шел пятнадцатый год, стал всерьез опасаться за жизнь Бэлы. Фрау Эльза заходила в булочную реже, а Бэла старалась без матери не выходить на улицу. Развелось большое количество чернорубашечных подонков, которые при появлении Бэлы кричали: «Жидовка, вон из Германии!» Некоторые бросали в нее камни.

В начале июня отец написал, что их часть переброшена на восток, где ожидается нападение русских. А в конце июня всю Германию облетела весть о начале победоносного наступления на Москву. По радио речи фюрера и доктора Геббельса, взывавшие к гордости и величию нации, приковывали внимание каждого немца. Теперь, после победы над Польшей и Францией, мало кто сомневался в гениальности непобедимого вождя, в его полководческом таланте и великом предназначении. Фюрер присоединил к рейху Австрию, Польшу. Франция капитулировала. Мама с бабушкой неотрывно следили за фронтовыми сводками и ждали вестей о взятии Москвы. Они были уверены, что после капитуляции русских отца демобилизуют и все заживут лучше, чем до войны. Но война продолжалась, письма от отца приходили теперь реже. Однажды Рудольф увидел открытое письмо. Оно лежало на старом дубовом столе кухни. Рудольф начал читать. Отец писал об огромной России, о страшном русском холоде и непролазной грязи. Письмо было пропитано тоской и унынием. В конце он впервые написал о гибели близких друзей, упомянув одного старого знакомого. Слов о скорой победе уже не было.