Badrunnisa Amateus - Люди в масках, маски в людях! В действительности всё не так, как на самом деле

Самый большой и значимый мужчина моей жизни – папа! Всегда рад мне, улыбается, шутит, так, что за животики хватаемся с мамой от его рассказов и пересказов, не надоедает общаться, время вместе всегда летит, всегда мало. Самое яркое, приятное воспоминание из детства, папины сказки на ночь, много сказок, хорошо запомнила только одну, – про волка, ветер и дождь, нигде не встречалась мне эта сказка потом, где он её взял, наверное, придумал, как и многое другое, значит в папу такая фантазёрка, только от его сказок душа согревается, а от моих фантазий мёрзнет недовольно. Вчера, рассказывала своим детям на ночь эту сказку, утром сын спросил: «Мама, почему и ветер, и дождь – он? Ведь ветер – это воздух – мальчик, а дождь – это вода – девочка!». Я не знала, что ответить, сама задумалась, – ведь логично, а правила диктуют другое, теперь дождь в нашей сказке – это она, девочка, наша сказка, как хотим, так и делаем. Правила, клише, шаблоны, – куда деться от них, вроде бы они и нужны, но когда их меняешь, оказывается – нет, просто привычка, удобно, чтобы не думать, как все – так и ты. Как все, хотела, просто влюбиться, так чтобы до треска, завести семью, нарожать детей, жить долго и счастливо, умереть в один день. Как же, со мной всегда случается то, чего с другими не происходит. Самое яркое, болезненное воспоминание из детства – знакомство с огнём, до сих пор остались шрамы и пятна на теле, как напоминание, – смотри за детьми, они вездесущие, не успеешь глазом моргнуть, как уже, что-то вытягивают с верхней антресоли, как акробаты без страховки, на тройной пирамиде; стол, стул, пуфик, который вот-вот выскользнет из-под стоящего на цыпочках. Взрослела сложно, стеснялась своего тела, загорала и купалась только в закрытых купальниках, не представляла, как смогу раздеться в момент близости, оттягивала, переносила, а потом махнула на всё рукой, решила, – кто предложит, с тем и пойду, будь, что будет, огонь страстный мужчина, память его объятий на всю жизнь, всё равно дефектная. Так и получилось, – нравился парень, ночами не спала, а после первой близости, как обрубил кто все чувства, даже вспоминать тошно было. Телесные изъяны переросли в душевные, – я не красива, я уродлива, на меня не смотрят те, кто мне нравится, я не такая, как все – пусть мне будет, поэтому плохо. Если доставлю удовольствие себе, после причиню боль, как расплату за удовольствие, или позволю сделать это другим. Я, плохая, хуже всех, за это накажу себя, позволю другим наказывать меня, – морально, душевно, физически – по любому, лишь бы освободиться от скверны и стать по-настоящему счастливой, искупив свой грех. В голове и сердце был бардак, самоуничижение и бичевание, никто туда не вмешивался, никто не знал моих трагедий и страстных переживаний душевного и сексуального организмов, когда очень хотелось, но не было, представляла себя с разными знаменитостями, повышая свой рейтинг и значимость для самой себя, испытывая несказанное удовлетворение, сожалела в двух случаях, – когда, что-то сделала, и когда не сделала то, что хотела. Почему эти мужчины, почему этот цвет, этот вкус, почему вот так для кончиков пальцев? Как вообще выжила, вырвалась из той атмосферы, из того мучительного периода жизни, хотя если сказать откровенно, по большому счёту, – он не заканчивался ещё, просто затихал на время, вспыхивая с новой силой безрассудства желаний и чувств, пугая и притягивая меня своими ощущениями. Зачем мне всё это, почему я? Возникли эмоциональные убеждения, и моральные утверждения, через отрицания, – первыми выскакивали ответы – нет. Даже если нравилось и хотелось развлечься в компании подруг, отдохнуть и повеселиться на вечеринке, просто пообщаться без продолжения и подтекста, встретиться и погулять с парнем, даже в компании с подругой для страховки, всё равно – нет, для всех – нет. Створки закрылись, превратившись в раковину, но не для того, чтобы выносить, создать красивую, изысканного блеска и содержания жемчужину, – чувство вины – никто не любит, боль и наказание за несуществующие душевные и нравственные пороки, тяготящие и днём, и ночью. Любить не любили, просто хотели, подчас без спросу, всякие, молодые, не очень молодые, вообще не молодые, отбивалась, как могла от надоедливых рук и предложений, от своих двояких желаний, сомнений, – так ли делаю, а может надо согласиться, ведь чувствую возбуждение, организм реагирует, горячо внутри, пульсирует, как мысли в сознании, от которых не спрятаться, всюду настигают, не обманешь саму себя, а если и обманешь – запретишь, сама и расплачиваешься болью в животе, сожалениями, упрёками, вспышками гнева на себя, на всех, кто попадётся под руку – истерикой, недовольством, бешенством желаний и мыслей, которые не пропускают к ним, потом, как обычно; слёзы, разочарование в себе, апатия, падение, всё по кругу, снова и снова. Был у моей бабушки сожитель, какое-то время проживала с ней в силу обстоятельств, пока родители пытались найти общий язык, у матери появился обожатель, вернее она влюбилась, а он был холоден, в своём искусстве, творчестве находил усладу, не обращая на неё внимания, она страдала, разрывалась, не находя себе покоя, сильно похудела, помолодела лет на двадцать, отец был без ума от неё; ревновал, бесился, пил, снова ревновал, всё прощал, угрожал, любил, носил на руках, снова пил, но сделать ничего не мог, перед чувством все бессильны, даже звери. Закончилось, – не захотел он её, пострадала, помучалась – успокоилась, осталась с отцом, но стала злобной, вздыбленной по каждой мелочи и без неё, мстила себе и всем на свете, за несбывшиеся мечты, – так бывает у нас, у женщин, свою слабость, неуверенность и безысходность, перекладывать на других, как вину, во всём и везде. Так вот, этот бабушкин гнусный мужичок, зажимал и лапал меня то и дело, как оставались вдвоём, крал моё нижнее бельё, рвал, заливал спермой, – в общем сексуально изгалялся, представляя меня, искушался безмерно и подло в своих бурных фантазиях. Когда всё вскрылось, бабушка его прогнала, больше он не появлялся, но я вспоминала, как реагировала на его домогательства, – сознание говорило – нет, а организм, возбуждаясь раз за разом, говорил – да, кому мне нужно было верить? Почему страх меня не только пугал, но и притягивал, всей силой желания внизу живота, не боялась я его – боялась себя, что соглашусь, начну и мне понравится, сейчас не сомневаюсь, мне бы понравились его ласки, резкие движения, сильные руки, решительность, согласись я, наверное, всё было бы иначе, но, как неизвестно мне и сейчас, как вышло, так и есть. Получается так, что тело и сознание живут в разногласиях, то, что нравится телу, не нравится моему сознанию, вернее тому, что в нём живёт, как же так, значит, где-то есть ошибка? В глубинах моего организма? Я их не знаю, и не контролирую, почему, если это страшно и плохо, почему, если это страшно плохо, тело находится в состоянии сексуального возбуждения; горячо в животе, истома в груди, хочется туда шагнуть, испытать, притянуть, выгнуться, собраться в комочек, спрятаться у него на груди, прижаться к этому грубому, неотёсанному, резко пахнущему существу, что это такое живёт внутри, которое зовёт в этот сладкий мрак неведомого? Отдать себя всю, без разрешения, просто по желанию моего тела и жара в моём работающем, как молот сердце, не могу сделать окончательный вывод, не пошла дальше, и на слово уже никому не верю, слишком много несовпадений, может, когда и пойму, разберусь в этой дилемме сознания и тела? Моя, уже подросшая дочь, недавно, прилюдно в транспорте, наигранно приложив в глубоком раздумье к своей красивой головке руку спросила, как бы меня, и в тоже время всех вокруг: «Не пойму я никак, точка джи существует действительно, или это вымысел, где она находится эта точка?». Что мне было ответить? За две секунды передо мной пролетела вся моя жизнь, весь мой сексуальный опыт, знаю я, где покоится точка джи и для кого она предназначена, как к ней пробраться, и кто это должен сделать, вопрос в том, сказать об этом сейчас также во всеуслышание, или сгладить ситуацию и уйти в глухое непонимание, ведь по сторонам у всех уже ушки на макушке, ждут в предвкушение моего ответа или не ответа. Не стала разочаровывать окружающих и мою дочь молчанием или кривдословием, сказала всё, как есть, но не так наигранно и громко, как она спросила, – тихо, мягко, спокойно, но уверена – кто хотели, слышали мой ответ, и комментариев с замечаниями или дополнениями не прозвучало ни от кого. Забавно, возможно среди всех этих людей, разных возрастов и полов, только я знала, где находится точка джи? Мы вышли, транспорт уехал, перед нами прошёл седовласый мужчина, в штанах и рубахе подвязанной верёвкой на старорусский манер, в нечто напоминающих лапти, кожаный поясок вокруг головы стягивал длинные, волнистые волосы. Дочь обратила на него внимание, спросила, – мама, он, старовер? – Возможно старовер, а что? – Я бы хотела пойти с ним, чтобы он мне всё рассказал и объяснил про свою веру. Глаза её томно блестели с поволокой, ладошка вдруг стала влажной, она остановилась и проводила его долгим взглядом. Да! Знаю, что ты сейчас чувствуешь, и это не блуд и не порок, – период полового созревания, причём активный, бескомпромиссный, безапелляционный, раздражённый своей неподкупностью искреннего желания, якобы знать, но на самом деле – чувствовать, не я одна такая, не наследственность это, не стоит мне или моей дочке приписывать извращённость, не выйдет, – ни сил, ни фактов против не наберётся столько, чтобы меня переубедить, что не жила я, и не чувствовала то, о чём говорю, – многое не так, как преподносится, расскажу ей всё, как есть, ничего не утаю, время пришло, иначе улица донесёт до её сознания ответы на все вопросы, в неприглядном, действительно извращённом свете. Такого не допущу, знаю, из тайно-откровенных рассказов дочери, мы подружки вечерами, перед сном, доверяем друг другу, что в животике уже порхают бабочки, причём внезапно, в моменты, знаемые мной, это здорово, это нормально, это женская природа просыпается, уверенна, она правильно расцветёт, радуя близких, без моих ошибок, ведь зачем тогда я, не только для того, чтобы готовить борщ, мыть пол и стирать одежду, хотя, этому тоже научу, пригодится по жизни. Не интересно ей со сверстниками – мальчишками, рано повзрослела, нет в них загадки, нет знаний и опыта, нет воли, нет спокойных, прямых глаз, значимых слов, нет уверенных и сильных рук, которые не спрашивают – берут и делают, думаю, что это теперь на всю жизнь и не пройдёт, как насморк. Девочки падают в обморок или заливаются горючими слезами, то бледнея, то пылая щеками, задыхаясь от сказанных им слов или нелепого по своей глупости поступка, а мальчикам смешно, не развились ещё до нужного сознания, не чувствуют, не понимают всей трогательности, интимности произошедшего, – девочка обнажила свою нежную, хрупкую душу, не успела справиться с набежавшими внезапно чувствами, захлебнулась обидой от пустых, злобных по простоте бездушных фраз прилетевших вихрем легкомыслия, от мальчика, который был до этого вроде бы из всех, не безразличен. Страх, вина, уничижение, за то, что сделала, сожаление, недовольство и самобичевание, за то, чего хотела, но сомневалась, выбирала, потому не сделала и пожалела потом. Страх перед искренностью неосознанных сексуальных желаний, предощущение последующего предполагаемого и скорее всего, происходящего уже не в первый раз порицания и наказания, как со стороны, так и самой себя, создают мощные мыслеобразы угрожающего характера, влекущие тело к томным «страшным» переживаниям. Мы шли по улице втроём, я и дети, держась за руки, разговаривали, вспоминали разные смешные случаи, истории, произошедшие с нами и не с нами, – впереди большая лужа, которую нам в шеренгу не обойти, выстроились в ряд, отпустила их руки, благополучно миновали маленькое озерцо, вдруг дочь вцепилась в мою руку: «Мама, мама, сейчас я представила, когда ты отпустила мою руку, и я осталась одна, что на нас напали маньяки, вас раскидали по сторонам, напали на меня, но я отбилась от них!». Глаза сияли от восторга и собственной значимости, бесстрашия перед опасностью, постепенно она успокоилась, мы продолжили наш прервавшийся разговор, бурной, пугающей фантазией на тему насилия. Этой ночью дочке вновь приснился сон, такого же угрожающего характера с участием маньяков, с которыми она расправилась, причинив им, боль своими действиями, скрылась нетронутой. Женские опасения и страхи, как они мимолётны и непредсказуемы, но, как точно попадают в цель принятия решения; меняя, искажая, уродуя, заставляя страдать, и мучатся, создавая болезненную форму получения удовольствия, организм запоминает, записывает этот сексуальный восторг издевательства над собой, жизнь меняет колею, причём резко, радикально, и никто не узнаёт эту послушную девочку в прошлом, красавицу необыкновенную, выбравшую себе в мужья такое пугало; лысое, волосатое, похожее на шрека, не только внешне. Так произошло со мной, – подошло время, нужно было подумать о замужестве, я и подумала, будь оно не ладно. До выбиралась, до уничижала себя, – сейчас знаю, как назовёшь корабль, так он и поплывёт и тело не главное. На тот момент, когда поняла – пора замуж, в моей голове кричали громким криком, как раз эти мысли; тело обожжено – не красивое, не смогу же я всегда быть одетой или в потёмках, на ощупь тоже не приятно чувствовать эти рубцы и складки от ожогов, не девочка уже, потеряла её, бездумно, просто так, практически с первым встречным, просто захотела и отдалась, чтобы убедить себя – не уродина, были рядом красивые, высокие, сильные парни, моего возраста, которые тянулись ко мне, ухаживали, предлагали быть вместе, но у меня были две тайны, которые не хотела раскрывать перед ними, они чистые, молодые, безгрешные, а я бракованная и дефективная. Выбрала разведённого, старше себя и так себе на внешность, чтобы вот так уравнять чаши наших грехов. Уравняла. Оказался вообще ни к чему не способным, ленивым, лживым пустозвоном, который создавал видимость сильного, умного, сексуального мачо. Как говорится: «Звёзды пошушукались между собой и решили; выходи за него, рожай детей, следи за мужем, затупи своё недовольство, закрой глаза на все его выходки, загулы, залёты, не обращай внимания, на руки, которые растут не из того места, – заткнись, и получай удовольствие!».