– Это наш Урэн, у якутов он Юрэн. А здесь Чыммками (Чэмпэрэ), Унгкавуль (Юнкээбил). Нурговуль (Нургаабмл) – отрывисто перечислял хозяин. – Эвенкские витязи начала времён, Великие люди. Охранители родов. Каждый тремя стрелами добывал столько диких оленей—«тиигээн», что хватало на зиму семи большим семействам. А эти двое – Эбенча-хосун и его сын Чохума-хосун из рода Чорду. На лыжах-тутах, подбитых камусом, догоняли осенних оленей-тугутов, самых проворных после смены шерсти…
На многих полотнах Семён разглядел в небе ястреба, душу Урена.
За что бились древние витязи, зачем снимали скальпы с поверженных соперников, пожирали их костный мозг? За доступ к речным бродам-«поколкам», по которым переправлялись олени и лоси. Там решались судьбы родов: удастся ли добыть достаточно мяса для очередной суровой зимовки. У героев был обычай ритуального самоубийства в случае смерти предводителя-хосуна. Напоминает харакири японских ронинов, странствующих воинов-самураев, потерявших сюзерена.
Большое фото. Речушка, на заднем плане гора, перед ней – остатки столбов и навеса. Воздушная могила (арангас) великого хосуна Урэна. Эвенки и ныне хоронят покойных на столбах и особо чтят этот арангас на реке Юрэн Аппата.
Мадрид включил магнитофон. Полилось пение, мужское, однообразное. То и дело прерывалось речитативом, почти разговорной речью. При этом Мадрида как-то интересно еще и подергивало, не всегда в такт. «Шаман, не шаман, – подумал Семён. – Может, косит под него?»
– Старинный нимнгакан. Эпический сказ, – отрывисто объяснил Мадрид. – Поёт Гаврила из рода Эдян. Я тебе переведу. Слушай, как сердится витязь:
От сильного гнева
На одну пядь вырос вверх,
На четыре пальца раздался вширь,
Глаза его наполнила гневная кровь,
В грудь вошла сердитая кровь,
В сердце ударила отважная кровь,
К коленам хлынула дерзкая кровь
(Г. М. Василевич)
Под такую музыку и прошел дальнейший осмотр «галереи эвенкских образов» как называл её Мадрид. Вот симпатичный молодой ученый Гавриил Васильевич Ксенофонтов. В 1923—1924 годах собирал у Оленёкских эвенков древние сказания. Обвинён в шпионаже в пользу Японии. Расстрелян и реабилитирован. Герои эвенских (тунгусских) антисоветских восстаний 1924—1925 и 1927 годов: Михаил Артёмьев и влиятельный у местного населения эвенский князь Павел Карамзин. За что сражались? За создание национального эвенского государственного образования. Присоединение Охотского края с эвенским населением к Якутии. С выходом к Охотскому морю. Тогда бы Якутская АССР могла стать полноправной союзной республикой.
– И в 1994 году выйти из состава СССР?
Семён насмешлив. Однако попал в точку. Мадрид засуетился.
– Не обязательно. Лучше спроси, почему восстали. Потому, что достали жёсткими поборами, разорявшими семьи. Советская власть была некомпетентной, надменной и грубой. Повстанцы тоже не сахар. Грабили фактории, местных жителей. Закончилось восстание вполне мирно. Особая комиссия ВЦИК признала, что взрыв недовольства местных родов спровоцировала «преступная деятельность властей Охотского края и местного ОГПУ». Связей восставших с японскими и американскими спецслужбами не обнаружено. Так-то вот. Ну, и как тебе моя галерея?.
– Всё очень достойно. Спасибо. Многое не знал. Только, кажется, работа не завершена?
Щелочки глаз Мадрида удивлённо приоткрылись. Что Семён имел в виду?
– Ну, например, разве не интересно в галерее увидеть портрет Иоганна Голиба Георги? Профессора минералогии, русского академика. Очень уважавшего эвенков за скромность, доброту. Он открыл миру эвенкскую культуру. В 1775 году на немецком опубликовал сказ о эвенкском витязе Долодае. И он был оценен читателями Европы.
Щёлочки прикрылись. Долгий вздох и резкое:
– Георги чужак!
– Хорошо. Но где великий эвенкский сказитель-нимнакалан Николай Гермогенович Трофимов? Благодаря его уникальной памяти, не канули в вечность великие нимнаканы «Иркисмондя-богатырь», «Торгандун Среднего мира», «Всесильный богатырь Дэвэлчэн в расшитой-разукрашенной одежде».
Щелочки теперь распахнулись до полного округления. Послышалось растерянное:
– Ты что-то много о нас знаешь… Ты кто?
Семён продолжил:
– А где великие снайперы-эвенки времён войны? Иван Кульбертинов отправил в мир иной четыреста восемьдесят семь врагов. Или Семён Номоконов по кличке «Таёжный шаман». Ходил на «охоту» в бесшумных броднях из конского волоса. Триста шестьдесят семь немцев погубил. А где эвенк Петр Карарбока? Когда попал в плен, немцы за внешность назвали его «русской обезьяной». В клетке держали. Но однажды «обезьяна» странным образом исчезла. Замки вскрыты. На земле мёртвая охрана. А Карарбок пришел к своим и дальше воевал. Такие они, эвенки. Не одни стародавние хосуны.
Читать дальше