Array Сборник - Так [не] бывает

Йоханнес слушал, скрежетал зубами и изо всех сил пытался дать понять, что вообще-то он мизантроп, и на футболке у него нарисованы мозги и кровища специально для того, чтобы жизнерадостные идиоты держались как можно дальше. Но мальчишка был настолько непробиваем, что ничего не заметил. Нашел наконец, что искал, заодно прихватив еще пару дисков: «как послушаю, приду поделюсь впечатлениями».

– Да, конечно, – еле выжал из себя белый от ярости дух, пробил покупки и громко выдохнул под звон дверного колокольчика, означавший, что мальчишка наконец-то ушел.

Дышим. Дышим, еще дышим. Медленно и спокойно. Как там когда-то показывал Чарли?

К новому Чарли Йоханнес пришел со всем этим не сразу: прежде чем решиться, долго слушал его песни, на концертах и в записи, по кругу, до звона в ушах. Все пытался понять, что же такое в них есть, что одновременно тревожит, дает надежду и заставляет хотеть взлететь. И почему без музыки Чарли Йоханнес не испытывает это так ярко, а без музыки как таковой не испытывает вообще ничего, кроме привычной ярости и привычной же пустоты.

За музыкой он сюда когда-то и вышел. За простой человеческой музыкой.

Уже потом узнал, что в тот вечер синоптики не обещали метели, да и вообще ничего – сухой октябрьский мрак, уютное шуршание листьев и даже довольно тепло. Почему город вдруг накрыло злой короткой метелью, так никто и не понял – вроде было ясное небо. Вроде теплая осень, куда она вдруг вся подевалась?

Скрипач, игравший прямо посреди улицы, спрятался под козырек троллейбусной остановки и продолжал играть. Услышав шаги, не оборачиваясь, проговорил:

– И чего мне, дураку, не сиделось на месте? Решил вот побродить по городу, поиграть под окнами. Не иначе как трамваи зачаровать пытался. А тут этот снег, и пальцы мигом окоченели.

Он закончил музыкальную фразу, опустил инструмент и повернулся к собеседнику. Скрипач был стар, зрение у него давно ни к черту, и в молодом человеке рядом с собой он не заметил ничего особенного, разве что глаза сверкают, как два маяка, удивительным желтым светом. Но это фонарные отсветы или, может, у него самого в глазах зарябило от метели и холода.

Музыкант поежился, и метель тут же стихла: Йоханнес должен был сразу сообразить, что человеку холодно, но за растерянностью и восторгом не смог. Он стоял, не отводя глаз от волшебного старика, не зная, что за чудо он только что творил и зачем – неужели ради него? Да нет, не похоже, чтобы старик его ждал. Он был сам по себе, он и его чудесная песня.

Музыкант убрал скрипку в чехол, кивнул Йоханнесу на прощанье и двинулся прочь.

– Стойте! – человеческое тепло непривычно, человеческий голос щекочет горло – когда ты привык быть бураном, холодом, волком, все это очень странно, но разобраться можно будет потом. – Как вас найти?

Удивление, смешок. На полях сдвинутой на затылок шляпы звякает колокольчик.

– На Пестрой площади, молодой человек, там я чаще всего, особенно когда потеплее. Или просто по городу, как сегодня. Думаю, свидимся.

Старик приподнял шляпу, снова кивнул и двинулся дальше.

Йоханнес поборол желание обратиться в волка, далеко не уверенный, что сможет снова отыскать в себе человечье тепло. А раз именно оно привело его сюда, значит, стоит пока оставаться таким. Выяснить, куда он попал, как тут живут, почему выбирают такую хрупкую форму… и что значит «площадь».

Чарли нашел белобрысого новичка через полчаса: было тревожно, весь вечер кружил по городу в надежде попросту на него наткнуться, а не бежать спасать незнамо откуда потом, когда инстинкты «официально» забьют тревогу.

Так и вышло: под козырьком троллейбусной остановки в сугробе, который намело прямо поверх лавочки, сидел растерянный парень. Он не стучал зубами, не пытался согреться, просто сидел и смотрел в пространство перед собой удивительными желтыми глазами. Узкое лицо, круглый лоб, прямой холодный взгляд.

– Привет. Ты давно здесь?

– А?..

– Понятно.

Йоханнес смотрит на незнакомца и видит его стихию – тоже в каком-то смысле ветер, только совсем другой. Разноцветный. Странно – совсем не похож на давешнего волшебника, в котором была песня, но не было ничего знакомого: совсем человек. А от этого пахнет домом, хотя сам он скорее отсюда, чем нет. Ветер, который умеет жить здесь. Который родился здесь. Выходит, по эту сторону так тоже бывает?..

– Эй, ты меня слышишь?

Обеспокоенно заглядывает в лицо, пытается потянуть за руку. Волк внутри Йоханнеса рычит, но наружу этот рык удается не выпустить. Надо же, раньше он так не умел.