Михаил Дорошенко - Боргезия

– Бить будете? – лежа под ногой Грина на пустой сцене, бормочет актер, изображавший Кони. – Нет надобности. Я, господа, со всеми предельно откровенен. Спрашивайте, расскажу, что хотите.

– Слуга двух господ?

– Всех… всех господ.

– Вот и говори, – нажимает Грин ногой, – что знаешь.

– Ой, больно! Я и так все скажу, только не жмите. Мне было сказано, если полиция будет хватать за грудки, говори все, как есть. Когда про цели организации спросят, велели сказать: ныне, мол, все хотят конституцию. Но вам я вся правду скажу. Мне дают такие странные поручения, не приведи Господь! И даже преступные.

– Кто?

– Масоны проклятые, кто же еще!

– Господин хороший, – выходя из-за кулис обращается к Грину старый-престарый актер, – почему вы наступили на грудь нашему актеру?

– Такая игра.

– А, игра?! Какую репе-ти-пируете пьесу?

– Гамлет. Только мы не репетируем, а играем на сцене.

– На сцене? – удивляется тот, указывая на пустой зрительный зал. – А зрители где?

– Вы и есть наш зритель. Гамлет выловил Призрака и наступил гаду на грудь.

– А-а? – входит в понятие актер. – Так он-таки его выловил? Кем оказался?

– Выясняем.

– Ну-ну… – кивает головой актер и уходит.

– Как тебя прозывают в театре, милейший.

– Тень… Тень, меня все называют. Не потому, что тень отца Гамлета изображаю, а по фамилии: Тенин.

– Кто у вас главный?

– Человек, который отдает приказы, болярин известный. Он там не пешка, как я, но и не ферзь, и не король.

– И кто в вашей шайке король?

– Его сиятельство, вроде бы, ан нет…

– Та-ак… – нажимает Грин ногой.

– Его сиятельство – известный масон.

– Кто сейчас – не масон? – усмехается Кони.

– Вы, ваше благородие, и вот он, – указывает Тенин на Кони. – Ой, больно!

– Что у них там происходит на сходках?

– Чудят, господа, чудят!

– И все? – вопрошает Грин наставительно.

– Да меня, пешку, в ту самую ложу на порог не пускают. Когда его сиятельство подозвал однажды меня, в карете рядом с ним сидел человек в маске.

– Что за человек?

– Человек ли?

– И кто он? – настаивает Грин.

– Боюсь, не поверите.

– И все же?

– Дэмон, а може – сам черт.

– Хм! – качает головой Кони.

– Я же вам говорил – не поверите. Он чин чином сидел: во фраке и… в маске! Только меж рукавом и перчаткой ничего не было.

– Протез у него был стеклянный, болван, – говорит Кони.

– Я, может быть, и болван, но шеи у него тоже не было.

– Врет он все, зубы нам заговаривает.

– Я чистую правду сказал!

– О черте, стало быть, нечистую?

– Ваше благородие, не цепляйтесь к словам.

– Как князь обращался к нему?

– Грегуаром его обзывал.

– Стало быть, у черта есть имя, – говорит Грин. – Где искать книгу?

– На кладбище, я же вам говорил.

– Что скажете, Сергей Алексеевич? – спрашивает Грин, выходя из театра.

– Ерунда это все, – машет рукой Кони. – Врал безбожно, а вы уши развесили.

– Вот тут-то вы и ошибаетесь. Он не врал.

– Да? – удивляется Кони.

– Просто не договаривал.

– Про черта тоже не врал?

– Скорее всего. Привирал, может быть.

– А зачем? – приостанавливается Кони. – Пугал что ли?

– У них есть какой-то замысел.

– Но какой? Тексты Нострадамуса мы не можем найти.

– Кое-что все же нашли, – настаивает Грин.

– Да, нашли, но ничего определенного по ним нельзя выяснить.

– А если найдем еще больше, то…

– Нас убьют, – разводит руками Кони.

– Хорошенькую перспективу вы описали, однако все, может быть, гораздо сложнее. Нас подготавливают.

– К нахождению фальшивого текста?

– Не знаю, не знаю, – раздумывает Грин. – Пока не знаю. Будем искать.

– Где?

– На кладбище, где же еще?

– Да уж искали…

– Осмотрим еще раз.

– Ваше сиятельство, – спрашивает Тенин, стоя перед раскрытой дверью кареты, – я понимаю, когда поляки, студенты, евреи, да голодранцы всяческие, вроде меня, хотят свергнуть царя, но вам-то зачем?

– Ты нам за что служишь? За идею или за деньги?

– Немного, конечно, беру, но не за деньги.

– За что же? За страх или за совесть – за убеждения, то есть?

– За страх и… за совесть.

– Вот и служи. Тебе понимать ничего не надо. Спать плохо будешь, если думать начнешь.

– Я, конечно же, дурак… по сути и должности, но про судьбу герцога Орлеанского знаю.

– И что же ты про него знаешь?

– А то, что ему после революции, за которую он так сильно радел, сотоварищи голову сняли с него. Как бы и вам головы не лишиться…