Сергей Костырко - Острова. Малая проза

С экрана стоящего на столе ноутбука на него смотрит девушка.

Это, милый, тебя чего-то понесло – то есть если ты уж ты оказался наконец в Китае, да еще и с фотоаппаратом, так тут тебе все они разом: и Фэн Мэнлун, и Пу Сунлин, и Хулио Кортасар. Так вот и дожидались они тебя здесь. Истомились, бедные.

И раз уж ты вспомнил про мастеров, наберись у них профессионального цинизма, скажи: ничего страшного. Наоборот – повезло. Классный кадр остался на твоей флешке. Нет, разумеется, сделать хороший снимок – это работа. И он всегда старается ее делать как можно лучше. Но про себя знает, что по-настоящему удачные снимки запланировать невозможно. Их находишь потом, при просматривании уже снятого, а вот этот снимок с девушкой на мосту – снимок классный. Не каждый день такое получается. Радуйся.

Разница с другими удачами только в том, что этот снимок ты никому не покажешь – он только для тебя.

Он гасит окурок сигареты. Подходит к компьютеру – «альт-эф4», и еще раз – «альт-эф4». Экран гаснет, и в номере он остается один.

Он берет пульт телевизора и жмет на кнопку, стена напротив кровати, наполовину занятая телеэкраном, разливается цветными пятнами рекламы жевательной резинки «Орбит», которая и в Китае – «Орбит». На следующем канале – запуск, надо полагать, успешный, новой китайской ракеты, далее историко-патриотическое кино с японскими завоевателями и китайскими партизанами, потом – концерт: в студии поют дети, на экране разнеженные лица взрослых зрителей.

Он раскладывает на кресле одежду на завтра, ставит на зарядку смартфон и аккумуляторы для фотокамер, укладывает в сумку блокнот, ручки, воду в пластиковой бутылке, лекарство. Из-за разницы московского и пекинского времени завтрашний подъем для него – рань немыслимая, а собираться надо осмысленно. И идет в душ осваивать дальше выставленную отелем галерею флаконов с шампунями и кондиционерами.

То есть должна была быть еще одна девушка, та самая, первая, которая и спровоцировала его на такую вот съемку, но снять которую он не успел. Так, что ли?

После душа, уже в постели, он снова берет в руки пульт телевизора – новости, историческое фэнтези с бегающими по стенам чудо-мастерами восточных единоборств, концерт, еще концерт, шоу какое-то – тут он немного задержался, – ведущая и возле нее еще две молоденькие барышни с лицами для журнальных обложек. Интересно, что абсолютно никаких эмоций их красота не вызывают. Причина, видимо, в работе визажистов, подчеркнуто безупречной. Красота – это еще не все, – думает он. Красоты недостаточно. Недостаточно для чего?.. А?.. Вопрос без ответа.

Он непроизвольно жмет кнопку пульта – на экране садово-огородная образовательная программа: старик наклоняет ветку, показывает, как пользоваться аккумуляторным секатором «Bosch» – а их что, тоже в Китае производят? – и это то, что надо: старик, ветка сливы, зелено-голубая даль с холмами – заповедный Китай. Он смотрит в экран, пока еще в состоянии держать глаза открытыми, потом ресницы смыкаются, он жмет на пульте кнопку «стоп».

Но под закрытыми веками вспыхивает не равнинный пейзаж с телеэкрана, которым он успокаивал себя перед сном, а лицо китаянки. Оно освещено жестким, какой бывает от театрального прожектора, светом, и свет этот усиливается – скуластое лицо становится маской, в раскосых глазах завораживающая чернота. А может, это лицо и не китаянки вовсе, может, это лицо одной из тех двух девочек-кореянок, которые когда-то учились с ним в восьмилетней школе на Железнодорожной слободке в городе Уссурийске. Радостным и болезненным толчком в сердце отдавался тогда звонок на перемену, потому как перемена была возможностью увидеть в коридоре одну из этих кореянок, а может, и сразу обеих. Он учился в шестом классе, они – в восьмом. И потребность видеть их, хотя бы издали, хотя бы на пару минут, он сравнил бы сейчас с наркотической зависимостью. Причиной был, как он теперь понимает, не возраст кореянок, делавший их почти взрослыми девушками. Причиной была их отделенность от остальных девочек в школе. Не было в их облике и следа сливочной пухлости или кудрявости его одноклассниц, которые хоть и косили уже под девушек, хоть и демонстрировали талию и начинающуюся грудь, но для него оставались все теми же зубрилками, ябедницами, воображалками, да просто – дурами. Кореянки же с противоестественной, почти высокомерной бесстрастностью лиц, с жесткой и одновременно нежной линией щек и скул, с пугающей и притягивающей тьмой в глазах, – кореянки были для него существами другой породы.