Дина Ратнер - Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Дедушка рассказывал и о том, что при разделе пленных после нашего поражения в войне с вавилонским царём Навуходоносором и разрушения Храма Соломона в 586 году до нового летоисчисления в Андалузию попали жители иерусалимского квартала, где проживали потомки царя Давида и священнослужителей. При вторичном разрушении Иерусалима Титом римляне отправили в Испанию сорок тысяч пленных из колена Иудина и десять тысяч из колена Биньямина и священнического сословия. Таким образом, большинство из нас если не из царского дома, то из самых образованных жителей Палестины. Вот и стараемся из поколения в поколение передавать сознание праведности и приверженность учёности. «Со времени гибели нашего государства и разрушения Второго Храма прошла тысяча лет. При этом живём мы по старым понятиям, – говорил мой учёный, строго религиозный дедушка. – Например, дожди задерживаются из-за тех, кто распространяет злословие. Грехи вызывают засуху и скудные урожаи. Мы так же, как во времена Синедриона, должны быть причастны ко всем наукам, ибо, знакомясь с сущностью вещей, постигаем, насколько это возможно, премудрость Всевышнего».

Чем больше я узнавал о давних временах, тем больше чувствовал свою причастность к ним; по праву рождения наследую историю народа, первым признавшего единство Творца и неизменность Его Закона. Наше изгнание – искупление грехов: если Первый Храм был разрушен из-за обращения к идолам окружающих народов, то Второй Храм не устоял из-за беспричинной вражды друг к другу. По прошествии веков мы стараемся держаться вместе, не соблазняемся верой власть имущих и не оставляем надежду снова оказаться на своей земле.

Сейчас, когда мой дедушка давно в лучшем мире, не перестаю сожалеть о том, что в детстве не всегда охотно слушал его рассказы о городах и селениях Палестины, память о которой передаётся из поколения в поколение. После смерти бабушки дедушка недолго прожил; отключившись от действительности, он смотрел поверх голов домочадцев, словно вслушивался в только ему слышные голоса. За несколько дней до кончины откликался на воображаемый зов той, с которой за пятьдесят лет сросся душой и телом. Всякий раз, когда я посещал их могилы, обещал следовать их наставлениям и просил прощения за то, что со временем не лягу рядом. И не только потому, что в молодости ощущал себя бессмертным, но и оттого, что закончатся мои дни не здесь, а в Иерусалиме, перед лицом Всемогущего. Сами собой слагаются строки:

Я из рода левитов – служителей Храма, тех, кто слагали и пели гимны Творцу. Когда даю волю воображению, мысленно оказываюсь на земле, которая принадлежит нам по праву наследия.

Мои познания о предках ограничиваются упоминаниями дедушки, который с трудом отрывался от рукописей, возвращавших его в историю давних веков. Залежи его свитков пополнились книгами отца; будучи судьёй, отец выискивал в правилах Талмуда оправдание для преступивших закон. Он, решающий судьбы людей, полагал, что всякий грех от соблазна и потому виновен также и тот, кто нарушил заповедь «не искушай».

Всеми почитаемый учёный дедушка, как ребёнок, был привязан к бабушке, заведовавшей нашей повседневной жизнью. Рано утром, когда небо, подсвеченное восходящим солнцем, ещё только розовело, бабушка уже хлопотала по дому. Из обрывков разговоров родителей знаю: она оказалась рядом с моим будущим дедушкой в то время, когда он в восемнадцать лет из-за измены любимой девушки потерял интерес к жизни. Или вправду браки совершаются на небесах? Представляю себя на его месте: он уехал учиться в другой город, а в это время его красавица невеста расторгла с ним помолвку и вышла замуж. Посватали другую. Оставленный жених не противился. Наверное, в том состоянии отчаянья ему было всё равно, а может быть, стоя под свадебным балдахином, мысленным взором видел рядом ту, которая затмила свет. То ли смирение, то ли врождённая мудрость помогли моей тогда шестнадцатилетней бабушке не роптать, а предупреждать желания мужа, вникать в его дела. Со временем она стала необходимой; он уже не представлял жизни без неё.