Лала Тадтати - Карибский кризис

Деревня наша была хоть и небольшая, но население ее состояло из представителей пяти или шести фамилий, поэтому выбрать жениха или невесту было несложно. На площади у родника собралась уже небольшая толпа из десяти-двенадцати человек, желавших съездить в город. Женщин было больше, они были разного возраста, но одеты были совсем не празднично, как обычно при поездках в город. Ждали грузовик, водителем которого был парень из нашей деревни. Он должен был появиться из соседнего большого села и забрать своих односельчан в город. Собравшиеся разговаривали между собой необычно тихо и спокойно, что показалось мне весьма странным.

– Опять война. Не успели даже отдохнуть от нее. Чего они все грызутся? Будто земли на свете мало, – проговорила очень пожилая женщина в темном платье, глядя куда-то вдаль.

– Это все Америка мутит и их главарь Кенноди. – Авторитетно заявил худенький старик в шерстяных носках и войлочной шляпе. На моем родном языке слово «кеннод» обозначает понятие выбора, то есть можно выбрать то или другое. «Значит, подумала я, этот американский главный сумеет сделать правильный выбор». Эта мысль ободрила меня, но мое праздничное настроение почему-то исчезло.

– А ту войну немцы начали и их бесноватый главарь Гитлеркапут, – тыкая куда-то в сторону грузинского села, прокричала полная грудастая тетка с румяными щечками.

И в этот момент, перекрывая обвинительную речь румяной тетки, со стороны грузинского села, вздымая столбы пыли по ухабистой дороге, дрожа и громыхая всеми своими металлическими и деревянными частями, появилась грузовая машина с блекло-голубой кабиной и мрачно-зеленым кузовом. Проделав полукруг вокруг нас, грузовик остановился неподалеку от родника. Из кабины резво выскочил коренастый молодой человек в синей клетчатой рубашке с закатанными рукавами и кирзовых сапогах. Он широко улыбнулся из под пышных усов, широко развел загорелыми волосатыми руками и проговорил басом: – Полезайте, пожалуйста, в мою карету.

Отстегнув задний борт кузова, он стал подсаживать женщин. Мама забралась сама и, протянув мне руку, сказала:

– Давай, залезай, что стоишь как столб?!

Вдруг чьи-то сильные руки подхватили меня подмышки, легко оторвали меня от земли и поставили прямо на край кузова. Мое платье при этом взлетело до плеч, оголив меня ниже пояса. Оправив юбку, я почувствовала, что мое лицо пылает от стыда. « Этот водитель, наверно, увидел мои трусики в синий цветочек», – с ужасом подумала я. А он, как ни в чем не бывало, захлопнул борт кузова, сел в кабину, и машина, тарахтя и вздымая дорожную пыль, покатилась в город. Я ухватилась за деревянный борт кузова и с любопытством стала разглядывать в щель между бортами проносящиеся мимо скошенные поля со скирдами, деревянные домики с резными балконами и вывешенными на них связками лука, сушеных яблок и слив и разостланной на кусках фанеры пастилу. Проносились мимо и большие дома, но это уже ближе к городу. По ним-то я и догадалась, что мы после долгой тряски въехали в шумный и суетящийся по своим делам насущным город. Из кузова меня опять подхватил наш усатый шофер с ослепительной улыбкой, и все наши спутники моментально исчезли с привокзальной площади. Мы с мамой тоже направились в центр города, где располагались большие магазины. В большом продуктовом магазине с прямоугольными колоннами мы с матерью наполнили кожаную сумку сахаром, а разноцветные авоськи набили буханками белого и серого хлеба. Сумку и большую авоську мать взвалила себе на плечи, а сетку поменьше с белым хлебом я понесла на спине. На автовокзале, втиснув кое-как нашу поклажу и меня в отъезжавший автобус, мама пристроилась в почти полузакрытых дверях. Я крепко ухватила ее за бедра, чтобы она не выпала из дверей, меня же держал за плечи какой-то очень потный и веселый дядя. Солнце уже садилось за горизонт, когда мы высадились вместе с нашими сумками в соседней деревне. Оттуда нам предстояло топать по пыльной грунтовой дороге до нашей деревни около трех километров. Мы уже прошли полпути, когда мама предложила остановиться и отдохнуть на обочине дороги. Усевшись на нагретые за день придорожные камни, мы бережно сложили сетки с буханками на сумку с сахаром. Очень хотелось есть, несмотря на то, что я вся была переполнена впечатлениями и пугающе таинственной новостью о возможной войне, которой угрожал нашей стране американский президент Кенноди. Мама достала из моей сетки буханку золотистого белого хлеба и отломила два больших куска. Хлеб пах одуряющее вкусно, и я с жадностью стала уплетать его.

Читать дальше