Артём Бенцлер - Исход. Полуроман

– Так-с… Посмотрим… Вы исповедуете Христианский микс, я правильно понял?

– Да. Совершенно верно.

– Угу, понятно. Секундочку…

Стол. Стул. Отдел персонала. «Ну, давай выкладывай. Ну, давай-давай, у нас мало времени. В твоих интересах сейчас заговорить». Запертый обстоятельствами, являюсь невольным слушателем клишированных сцен из какого-то незнакомого мне второсортного триллера или боевика, что поставлен у него фоном на минимальном звуке. Наступила тишина, изредка прерываемая фразами из фильма и скрипом офисного кресла в тот момент, когда мой собеседник, а по совместительству HR-интервьюер, вдруг с некоторой ленцой вытягивал под столом свои длинные тощие ноги и менял расположение в пространстве, откатившись чуть-чуть назад или вбок, а потом резко притягивал себя вместе с креслом обратно. Траектория плохо скрываемой нервозности, как по мне. «Ты у нас заговоришь. И немедленно». Прикрыв глаза, я украдкой рассматривал его из-под опущенных ресниц. Зализанный… даже не зализанный, а будто тщательно вылизанный длинным мокрым языком собаки… аккуратный… на лице изящная оправа… кстати, ему совсем не идёт… в белой приталенной рубашке по фигуре и в тёмных зауженных брюках… хорошая должность… диплом престижного иностранного университета… член тамошней Лиги Плюща или ещё какой-нибудь дряни… эдакий слюнявый карьерист с отдельным кабинетом, визитками с вензелёчками, именной табличкой на двери и раздутым эго… у которого, я уверен, вместе с углекислотой по венам текут бьюти-блоги и тренинги по саморазвитию… Медвежонок Барни. Что за странное имя?.. «Ты хочешь, чтобы мы развязали твой вонючий рот? Так щас мы тебе его развяжем, блять». Он держал перед собой тонюсенький планшет, бегло просматривая мою учётную запись, чуть дольше (со своего места мне хорошо было видно) задержавшись на не слишком длинном послужном списке и чересчур скромных регалиях. «Карл, Карл, да он щас обделается, остынь».

Пенопластовая тишина обволакивала нас и завлекала в сон, пористый и неглубокий. Набрякшие веки против воли всё чаще и чаще соскальзывали по увлажнённым полусферам глазных яблок (вот это слово – полусферы!), смыкаясь с кожаными, плоть от плоти, дщерями своими. «Итак, я внимательно слушаю. Ты всё равно заговоришь, говнюк ты эдакий. Так что лучше не зли меня и будь паинькой». Мерное жужжание кондиционера на потолке, озлобленно помахивающего нам своими пластиковыми заслонками, вгоняло в настоящую дрёму. Ущербная птица с изломанными крыльями, что никак не может взлететь. «Карл, да ты его запугал, блять, давай без угроз, а. Может, тебе чего надо, сынок? Кофе там или, может, перекусить?». Незаметно для себя я погрузился в ватную слизь вялотекущих мыслей.

Христианский микс. Что за слово-то дурацкое такое – микс. И кто его выдумал, вытворил? Переваренная каша из подгнивших проросших злаков. Пьяный священник с бутылкой джина на Библии и рвота Святого Духа на алтаре. Зловоние обесточенного пошлого жеманства, хрыстиянства, да-да, так и говорят в народе, хрыстиянства, а также самозванства, постоянства и не только. Ядовитый коктейль, шалтай-болтай, гоголь-моголь, сахарные говяжьи мозги в раздробленных трубчатых косточках. Высосать до дна. Как-как я сказал? Будто тщательно вылизанный длинным мокрым языком собаки. Тогда и нам бы дотла слизать таким шершавым язычком, псовым отродьем из дурно пахнущей пасти, изранясь об рваные края осколков, плача от счастья, стыдливо трогая себя под хвостом, захлёбываясь слюной и сладкой патокой крови. Смахнуть подчистую острием огненной бритвы Оккама. Разрыдаться праведным беспошлинным гневом. А мы так никогда и не поймём, кстати. Радуйся, Мария, благодати полная! Молочная, млекоточная благодать брызжет из её переполненных тяжёлых грудей, из болезненных разбухших сосков. Сгореть, и выгореть, и перегореть изнутри, кожей наружу. Распахать, разборонить бы своё предплечье отупевшими концами шкрябающих ржавых медицинских игл. Нанести знаки чёрно-белого, давно мёртвого бога, разносящего заразу по нашим огрубевшим гангреновым душам. Вознестись бы туда и остаться. Там. Там-пам-парам-папам. Мечты. У всех эти мечты. Иллюзия надежды. Вектор без приложенной к нему силы. А вот и загадка: близнец желания, но не желание. Еси, небеси, верую во единого Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, видимого всего и невидимого, нож в спину, et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen 6 6 и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь (лат.). . Троекратное amen, camarade! Всё это, всё это от Лукавого. Но враг не пройдёт. ¡No pasarán! кричат на главной площади с глоткой набекрень. Побочный эффект приобретённой свободы и гильотины-с. О чём это я? Ах да, и как же так получилось, что после стольких веков отчуждения, после непоколебимой веры в собственную уникальность, в особенность своего пути и предлагаемого спасения, религии вновь объединились в общие группы, названные впоследствии миксами. Другими словами, что есть миксы? Это всего-навсего видоизменённый обстоятельствами и временем конструкт старых учений, а попросту глобализированные религии современности. Что ым сейчас имеем? А мы сейчас имеем всего четыре микса: помимо Христианского, есть ещё Азиатский, Восточный и Языческий.