Евгений Плотников - Урбанизация

«Что-что, а это как раз и есть то, что и должно быть. А то, что не должно быть, то его и нет вовсе. А чтобы в этом убедиться, нужно просто знать: есть это или его нет. А как в этом убедиться? Да очень просто. Взять и убедиться. И все». Паша повернулся на другой бок, прошептал: «Что за хрень», немного поерзал и продолжил сон. «В стакане. В стакане. В большом стакане. В очень большом стакане».

Каждый раз, когда по утрам раздавалось ненавистное треньканье механического будильника марки «Витязь», Паша вздрагивал, даже в том случае, если просыпался заранее. «Какой мерзкий звук», – подумал Паша, глядя на настольные часы в круглом металлическом сиреневом корпусе с римскими цифрами на циферблате цвета слоновой кости. Сверху будильника, окруженная белой пластмассовой накладкой, располагалась коричневая кнопочка для остановки звонка; снизу наличествовала идентичная накладке по цветовой палитре и материалу подставка; на задней никелированной крышке находились два таких же никелированных заводных ключа: один для часового механизма, другой – для завода пружины звукового сопровождения.

Первым желанием, постоянно возникающим по утрам, было раздолбать подающее звуковой сигнал устройство, но позже такое желание пропадало. Паша потер левой ладонью лицо: «Галиматья еще всякая снится. Стаканы какие-то. Что к чему?» Паша встал с кровати и отправился в ванную комнату, бурча нараспев слова, вертевшиеся в его голове во время сна: «Стаканы, стаканы».

Завтрак состоял из целого, отрезанного через всю буханку ломтя белого хлеба со сливочным маслом, а также намазанной поверх масла икры минтаевой пробойной. Сливочное масло Паша любил, поэтому первая отрезанная долька всегда отправлялся сразу в рот, миную посредническую цепочку в виде хлеба и икры. Сахар в чай Паша не клал – пил вприкуску, доставая прямоугольные кусочки из белой коробки с надписью «Сахар рафинад».

Пока челюсти тщательно пережевывали утреннюю трапезу, Паша без всякой цели смотрел на лежавший перед ним брусок сливочного масла, завернутый в пищевую пергаментную бумагу, Паша называл такую калькой; на бумаге виднелись написанные простым карандашом цифры, обозначающие вес масла, после цифр красовался знак, похожий на латинскую букву «z». Взгляд постепенно становился более осмысленным, Паша изучал оставленную рукой продавщицы запись, словно проводил почерковедческую экспертизу, уделяя особое внимание плавным обводам цифры «2».

Вообще Паша еще с детских времен с интересом наблюдал за действиями продавщицы в магазине, в котором сливочное масло покупалось на развес; работница торговли длинным кухонным ножом с широким лезвием отрезала от большого брикета бледно-желтый кусок необходимого покупателю веса, стелила на весы лист пергаментной бумаги и выкладывала на него масло. Стрелка на магазинных весах перемещалась к цифре, указывающей вес, и почти всякий раз совпадала с той, которую называл покупатель, если, конечно, верить магазинным весам и стоящему рядом с ними набору черных гирек разного размера и, соответственно, разного веса.

Память такая интересная штука, стоит только копнуть, то можно докопаться не только до сливочного масла, но даже и до его обертки, то есть до пергаментной бумаги. В данном случае раскопки приводили к подростковому возрасту, когда Паше взбрело в голову сделать маленький телевизор из спичечного коробка. Первая модель не отличалась сложным конструктивным решением – на лицевой стороне коробка просто вырезалось отверстие, поверх него, используя пластилин, крепилось стекло, внутрь коробка запихивалась муха и все, телевизор готов. Но такая телевизионная постановка с мухой в главной роли быстро надоедала; действия мухи были однообразны – она тупо бегала внутри коробка, ей явно не хватало осмысленно-постановочных сцен, но мухе объяснить это было сложно. Тогда к процессу был привлечен Пашин друг, Виталик Устьянцев, великолепно справившийся с поставленным перед ним техническим заданием.

Спичечный коробок, как известно, состоит из двух корпусов, выдвигающихся один из другого. Боковая стойка внутреннего корпуса спичечного коробка, на которую обычно давят пальцем, частично удалялась, перед ней устанавливалось увеличительное стекло; в противоположной стойке внутреннего корпуса гвоздем прокалывалось отверстие; крайняя сторона внешнего корпуса коробка с помощью черной резинки от бигуди закрывалась пергаментной бумагой. Изображение на бумаге фокусировалось благодаря принудительному движению взад и вперед корпусов коробка – внутреннего и внешнего. Вот только изображение получалось вверх ногами. Виталик объяснил, что для получения нормальной картинки конструкция должна быть технически более совершенной, но ждать никто не хотел. Зачем? Система работает, а перевернутое изображение – эта та мелочь, которой можно было пренебречь.