Наталья Аннеева - Очень страшная история. Ненаучная фантастика

Днем, работая по хозяйству, Дарья вспоминала Марко. Ей до смерти хотелось увидеть его. Она понимала, что первой делать шаг навстречу парню – неприлично для девушки. Как же быть? Поделиться с сестрой? Но эта сорока, Аннушка, растрезвонит ее тайну по всему свету! К вечеру она вспомнила про нож, который дала ей вчера старушка, и решила отнести его. Она шла в тайной надежде, что та чем-нибудь, хотя бы советом, да поможет ей. Старуха заулыбалась при виде Дарьи и пригласила ее в избу. Девушка вошла.

– Что-то на похоронах Нилыча не видала ни тебя, ни твоего батюшку, – начала старуха. – Не ходили, что ли?

– Не ходили. Они с чего-то сердятся на нас. Тятя не пошел и нам не велел.

– Ну, бог с ними. У вашей семьи с Нилычем старые счеты, но уж столько годов минуло, что можно бы и забыть! Ан нет! Видно, не забывается… Нож-от не пригодился вчера?

Дарья отрицательно мотнула головой. Старуха взяла нож и вытащила его из ножен, – на железе чернела запекшаяся кровь.

– А кровь откуда? А ну, рассказывай, что вчера стряслось!

Дарья рассказала обо всем, начиная с того, как заблудилась, и до того, как Марко привел ее на заимку.

Старуха молча выслушала, потом, пожевав губами, полезла в сундук, достала толстую, почерневшую от времени книгу, раскрыла ее и жестом подозвала Дарью.

Со страницы на них смотрело нечто страшное – не человек и не зверь. Злобно-клыкастое, уродливое, существо внушало ужас.

– Этого ты видела в лесу?

– Я не знаю… Туман был и почти стемнело. Я помню только глаза. Они горели, как у волка. И он не шел – скакал!

– Это еретник был! Они не могут ходить, из гроба вставши. Они скачут! Смотри, он еще явится! Ты ножом его ударила, кровь его черную пролила… Он тебя со света сживет, если его не убьют!

– Что значит – еретник? – с трудом проговорила Дарья дрожащими губами.

– Мертвец, который при жизни был колдуном! Земля не приимет его, ни в ад, ни в рай ему нет пути, вот он и шастает, ищет, кого бы сожрать, сам не свой от злости! Зубы у него железные, глаза оловянные, а во рту – огнь пылающий!

Старуха говорила свистящим шепотом, глаза ее сверкали, на губах показалась пена. Дарья с ужасом глядела на нее.

– Я слышала, мой дед был колдуном. Думаешь, это он?

– Откуда мне знать? Это ведь ты его вчера видела, не я.

– Что же делать? Я боюсь!

– Не выходи, как стемнеет, из дома, пока петухи не запоют, – снова зашептала старуха. – Окна, двери закрывай. Страстной свечой кресты нарисуй над окнами и дверьми. Если увидишь ЕГО, пройди и не оглядывайся – тогда он не тронет. Вот тебе трава-чертогон, вот еще трава – Петров крест называется. В кармане носи, ни на миг с ней не расставайся! Говорят, есть еще травка Царевы очи, в дому ее держать надо, но ее я не знаю… Да гляди! Он ведь может человеком прикинуться! Ничем от живого не отличишь. Только ребенок маленький, до семи годков, может его распознать, если поставить дитя в красный угол…

– Тятеньке сказать надо…

– Что ж, без мужиков здесь не обойтись. Они, поди, сообразят, что делать… Смотри-ка, на дворе темнеет, беги домой, поспешай!

Дарья выскочила от старухи и почти бегом понеслась к своей избе. Войдя во двор, она увидела, что отец воском страстной свечи выводит торопливо кресты над входной дверью…

– Где ты была, Дарья? – неприветливо встретил дочь Иван Никитич, не прекращая своего занятия, хотя над дверью уже было несколько крестов мелом, которые он нарисовал перед Рождеством.

– К старушке Сергеевне бегала… Зачем ты ставишь еще кресты, тятенька? – спросила Дарья. – Случилось что?

Отец хмуро посмотрел на нее. Бледная, запыхавшаяся, она была все-таки очень красива и живо напомнила ему покойницу-жену. Краше всех деревенских девок была Марья, дочь однодворца Егора, слывшего колдуном. Против воли всей семьи женился на ней Иван, и жили они душа в душу, пока не унесла ее смерть. Дочери да редкостное рукоделие жены – вот все, что осталось на память о ней. Деревенские вдовушки поглядывали на еще крепкого, справного мужика, но ни одна не была ему по сердцу.

– Заговорила его, не иначе, ведьмакова дочь! – шептались бабы.

– Чего ты бледная такая, не заболела? – спросил Иван Никитич, помягчев голосом. – Перепужал я тебя вчера. Так ты прости, не гневайся…

– Что ты, тятенька! Здорова я!

– Ну, так иди в избу. Я тут повожусь маненько… Так, на всякий случай.

Дарья вошла в избу и наткнулась на заплаканную, сердитую Аннушку.

– Чего ты, Анюта, плачешь?

– Да, – отвечала та, кривя румяные губы и жалобно глядя на сестру своими светлыми, русалочьими глазами, – тятенька совсем лютый сделался! Никуда меня не пускает. Темнеет, дескать, дома сиди! По над всеми окошками кресты нарисовал, как от нечистой силы. Чего это он?…