Любовь Гайдученко - Лажа под названием жизнь

Во-вторых, ну что ещё делать в этой жизни потерпевшему такой сокрушительный крах человеку??? Самое милое дело – лежать на постельке (правда, чужой, сколько я уже сменила этих бесчисленных ободранных сдаваемых жадными до дармовых денег русскими людьми халуп!) и строчить, строчить, как из пулемёта на стареньком ломанном-переломанном ноуте! Это, кажется, по-научному называется сублимацией – ты снова и снова переживаешь все свои неприятности, когда их описываешь, и от этого острота твоих негативных эмоций становится всё меньше и меньше…

Как я написала в самом начале, у меня было какое-то туманное слабое предчувствие, что в итоге я изображу нечто гениальное и дико прославлюсь. В сладких грёзах мерещилось нечто вроде:

«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.»

Я всегда была девушкой с большим чувством юмора.

Моей единственной отрадой в этой жизни был мой кумир – гениальный пианист Даниэл Баренбойм. Я могла слушать его бесконечно (когда-то скачала видео с сонатами Бетховена в его божественном исполнении), и самые лучшие идеи приходили ко мне именно в эти минуты. Его гений будил во мне тоже что-то похожее…

Но… мне было не до творчества. Я элементарно пыталась выжить – на это уходили все мои силы и способности.

Я бесконечно скиталась по чужим и чуждым мне людям, по их неприятным домам, подвергаясь их мещанскому напору – люди ведь устроены так, что когда они видят перед собой попавшего в беду человека, они и не собираются протягивать ему руку помощи, нет, они с радостью и злорадством пытаются спихнуть его ещё ниже, чем он уже пал. По крайней мере, НАШИ люди таковы, может быть, западные более милосердны, в чём я очень сомневаюсь… Но наши люди злорадствуют, когда встречают человека, которому хуже, чем им.

Где я только ни приземлялась, и всё это было сущим экстримом! Последнее моё прибежище сначала показалось просто земным раем. Это была небольшая мини-гостиница. Там было уютно, и хозяйка поначалу изображала из себя этакую неординарную личность, она и денег-то больших с меня не брала – добренькая, ох, добренькая, и каким же боком мне в итоге вышло это добро! Я сбежала от неё со всех ног, она просто замордовала меня какой-то невообразимой глупостью высшей пробы и уникальной приставучестью, она не давала мне шагу ступить, не сказав мне какой-нибудь гадости в мой адрес и не сделав мне очередного идиотского втыка!

Я могла бы и на берегу под лодкой очутиться, лишь бы не подвергаться этому активному дебилизму, но судьба привела меня ещё «лучше» – в жуткую развалюху, где с меня содрали по полной программе, но там нельзя было помыться, и, простите за такие подробности – нормально сходить в туалет. Так жить было абсолютно невозможно. Я согласна была на что угодно, но не мыться я не могла. Ну не виновата же я, что будучи уже целых десять лет бомжом, я сохранила до малейших деталей все привычки нормально живущего человека!

К тому же, эта развалюшка продувалась насквозь, а в нашей стране, как всегда зимой, начались ужасные катаклизмы, сопровождающиеся дикими аномальными морозами и штормовыми ветрами.

И я совершила ужасный шаг – стала жить «не по средствам». Это тоже могло закончиться плачевно. Но что оставалось делать? Я хотела писАть! Это стало моим наркотиком, моим единственным доказательством, что я живу не зря.

Мне хотелось позлорадствовать, как ловко я в очередной раз обманула эту сволочь – Дьявола, который в последние годы так и норовил сделать мою жизнь сущим адом ещё здесь, на Земле, но я боялась, что он разозлится и вышвырнет меня на мороз – у него ведь было много способов сделать человеку какую-нибудь страшную гадость! Кто я – и кто он?!!

А пока что я сидела в тепле, чистенькая, принявшая горячий душ (ну ничего мне больше не надо для счастья, честное слово!) – и строчила, строчила, омываемая волнами очередной эйфории, которая может кончиться так резко и так внезапно. Ну и пусть – зачем думать о том, что может быть? Не умнее ли жить настоящей минутой?

Никто так никогда и не узнал, от чего умерла эта молодая женщина. Она легла спать, как обычно, а утром её нашли мёртвой. Патологоанатомы исследовали потом клетки её мозга, но так и не смогли дать никакого заключения. Да, она была больна неизлечимой болезнью, потому что в войну, подростком, голодала, но с этой болезнью люди вполне могут дожить до глубокой старости и даже иногда выздоравливают. Достоевский страдал этим же самым, и это не помешало ему создавать шедевры – а может быть, даже помогало? Дело в том, что человеческий мозг, в отличие от других органов, непредсказуем. И случаются разные парадоксы, которые давным-давно описаны. Например, существовал человек, попавший на афганской войне под артиллерийский обстрел, рядом с ним разорвалась бомба. Контузия была обширной, но когда он пришёл в себя, он вдруг заговорил на всех мыслимых языках – даже на тех, на которых уже говорить перестали.