Надя не могла понять тогда, кем она себя чувствует… То ли девятилетней девочкой, то ли девяностолетней старушкой. А может и той, и другой сразу. Что та, что другая были напуганы, беспомощны и несчастны. И каким-то странным абсурдным образом все еще чувствовали любовь и привязанность к этому человеку, к Андрею. С расставания минул почти год. Он ушел сразу после празднования Нового Года. Боль не прошла, скорее Надя к ней привыкла. Ирка помогла поменять работу и заставила поступить на заочный в ВУЗ. Надя и сама хотела, но все откладывала. Тогда Андрей занимал все ее время и все силы. Живя с ним, она еще не знала, как называют таких людей, не приходилось сталкиваться. Девушки их называют абъюзеры, а отношения называют токсичными. Точнее слова то она знала, но не могла даже подумать, что сама находится в когтях этого специалиста по уничтожению душевного покоя.
Надя разозлилась. Ведь давала себе слово никогда не возвращаться к этим мыслям. Они как в голову залезут, так и вращаются там, словно адский клубок змей в замкнутом пространстве. Ни остановить, ни прогнать. И чем больше оборотов они делают, тем хуже становится. Хочется сжаться, спрятаться в саму себя комочком, закрыть руками уши, зажмуриться и мотать головой так, чтобы волосы летали. Непонятно в каком органе, но очень больно в эти минуты. И зная все это Надя все равно упускала момент вовремя захлопнуть перед ними вход в голову. Они, мерзавцы, шустрее. Хоп, и они уже в голове! И пошла карусель вертеться.
Надя сидела за столом на кухне и ковыряла в тарелке свой ужин под бормотание телевизора. Как бы привычно и уютно дома не было, ей каждый раз было тягостно переступать порог квартиры, зная, что она там одна, без Андрея. Без его запаха, голоса, вопросов, ворчания, претензий, шуток и иногда даже приятных сюрпризов. Было всякое. И хорошо было тоже. Надя никак не могла для себя решить, чего именно было больше, радостных моментов или трудных, она больше была счастлива или несчастна, она виновата или нет… Карусель в голове злила все больше, и чтобы как-то себя переключить, она, скомандовав себе: «так!», резко встала со стула, стукнув руками по столу, но перестаралась. Треснув по тарелке, девушка запустила ее в стену, от которой тарелка полетела рикошетом и грохнулась об кафель. Естественно в дребезги! Кот, сыто медитировавший после ужина около своей миски, с пробуксовкой когтями по кафелю, взвился так, что в момент оказался на подоконнике по траектории: стул, стол, подоконник.
– Черт!!!! Тарелки то Ирка подарила. Красивые, дорогие… Кирюша, котик, ты жив?
Кот напряженно, почти вертикально сидел на подоконнике, придерживаясь за занавеску и вытаращив янтарные глаза. Надя наклонилась над осколками, чтобы собрать, но поскользнулась на масле от салата и грохнулась прямо в самый эпицентр катастрофы. Острая боль прострелила левую ладонь. Хлынула кровь. Надя закричала и вскочила, скользя тапками по салату. Кровь капала на пол, заливая его очень страшной красной змейкой.
– Господи!! Боже! Что делать то!? Где бинт или что там надо? Блин!
Слезы непроизвольно полились из глаз. Надя схватила полотенце, прижала к ране на ладони и побежала в ванную. Там вроде бы была перекись и вата. Слава богу, средства первой помощи нашлись. Надя, не сдерживая плача, так как некого было стесняться, набралась духа и плеснула перекись на рану. Все зашипело и покрылось розовой пеной. Надя промокнула рану и смогла наконец оценить степень беды. Рана была большая. Сантиметра три, или даже больше, с растопырившимися краями. Прямо поперек линии жизни. Надя это отметила для себя и даже нашла в себе силы пошутить сквозь слезы:
– Это мне что, знак такой? Типа, жизнь кончена? Все?
Но надо было что-то делать дальше. Сделав себе перевязку, по счастью она была правша, стала думать, вызвать скорую или поехать в травмпункт самостоятельно. Вроде самочувствие то нормальное. Не удобно как-то врачей беспокоить. Не нога все-таки и не голова. И решила поехать сама.
Тут снова позвонила Ирка поделиться радостью, что ее мама согласилась взять внука на новый год к себе. И значит они все могут поехать отмечать праздник за город на турбазу. Но на середине осеклась, поскольку услышала Надин всхлипывающий голос. Выслушав гневно-грустный рассказ про салат и осколки Ирка, как истинный друг, предложила отвезти Надю к врачу.
Девушки жили в одном районе, да и ехать было не далеко. Минут через 20 они уже сидели в неуютном облезлом коридоре травмпункта у кабинета хирурга. Все было какое-то убогое и унылое. Тихо и молча, шаркая ногами, сестры ныряли из кабинета в кабинет, на потолке моргала нервная лампочка, создавая впечатление пыточной, пахло перевязками и еще какой-то гадостью. Рядом сидели травмированные горожане, кто после драки с огромными синими заплывшими фингалами, кто после падения на льду с вывихом, кто вроде Нади, с чем-то кровавым под неуклюже намотанными бинтами. Кто постанывал, кто поругивался, кто сидел в полудреме. Настроение у Нади было хуже некуда и рука болела все сильнее. Ирка тараторила шёпотом в ухо, что все будет хорошо, что сейчас зашьют и за две недели все заживет, что это не беда, что к новому году она сможет даже в снежки играть, что у нее, как Надя должна помнить, в прошлом году было рассечение кожи на затылке, когда она стукнулась о незакрытую дверцу шкафчика и все прекрасно срослось и еще, и еще… Надя была очень благодарна родной подруге, но ей хотелось тишины, плакать и домой…
Читать дальше