Людмила Яхнис - Наука требует жертв

Это разозлило Ремезову еще больше, но она сдержанно ответила заведующей, демонстративно не реагируя на выпад Мостового:

– Жанна Андреевна, мне кажется, что мы вполне можем себе позволить выглядеть толерантно в глазах наших зарубежных коллег, к тому же тема не затертая, мне было бы интересно над ней поработать.

– Ирочка, ну неужели вы не могли найти что-то другое? В конце концов, мы финансируем эту поездку. И у нас тут, знаете ли, не Петербург, где они совсем уж превратились в Содом и Гоморру.

Жанна Андреевна поджала губы, выражая свое презрительное отношение к развратному Питеру.

Ирина взглянула на дебильно ухмыляющегося Ростика, на скукоженную в отвращении физиономию Орловой и на откровенно скучающего декана.

– Лесби тема мне подходит, – произнесла Ремезова, нарочито делая ударение на слове лесби.

– Молоток, Ремезова, – Мостовой радостно похлопал ее по плечу и приобнял, она поморщилась и отстранилась – не хватало, чтобы Орлова что-то заподозрила. Жанна Андреевна благоволила Ростику, он был ее фаворитом, и она ревниво относилась к любым знакам внимания, которые он оказывал другим женщинам.

Ирина встала:

– Если у вас нет ко мне больше вопросов, то я пойду, у меня через пять минут начинается пара.

Орлова опять поджала накрашенные малиновой помадой губы так, что четко обозначилась сеточка морщин вокруг рта:

– Идите, Ирина Николаевна, мы подумаем и решим, сможем ли мы финансировать вашу поездку. Вы же понимаете – кризис, проблемы.

Неделю Ирина занималась прокрастинацией и не бралась за работу над докладом. Вообще, конечно, черт ее дернул выбрать эту тему. Надо было что-то по гендерной социологии, ведь Мостовой нацеливался на немецкий фонд, который раздавал гранты по программе гендерных исследований в постсоветском пространстве. Он все лето капал ей на мозги, убеждая присоединиться. Писать про неравноправие полов и движение феминизма ей казалось чересчур банальным. Ирина просматривала какой-то околонаучный форум и вдруг наткнулась на статью про фемслэш. Автор, судя по подписи, был мужчиной, и Ирину взбесило, как он пренебрежительно и высокомерно отзывался об этом направлении. То есть, с его точки зрения, слэш был для интеллектуалов, а фемслэш – в основном забава для глуповатых школьниц, которые все еще не определились со своей ориентацией.

Ирина решила, что если уж публиковать статью в журнале «Гендерные исследования» то хотя бы не на избитую тему. «Фемслэш как один из способов преодоления гендерных стереотипов» звучало оригинальней, чем избитое «Роль женщины в…».

В пятницу Мостовой заявился к ней домой подвыпивший и в очередной раз начал клясться в любви. Принес букет помятых гвоздик и завел извечную шарманку о том, что, как только дети подрастут, он сможет уйти от жены. Ира нашла самый верный способ заткнуть его – заняться с ним сексом. Он был полон сил и энтузиазма, словно у него месяц не было женщины. Только вот она не испытывала ничего похожего на страсть. Ничего из того, что описывалось в книгах. С Мостовым ей было неплохо, даже приятно в отдельные моменты, но сердце не замирало, и никаких бабочек в животе, никакого безумного влечения или безудержной похоти. С предыдущими мужчинами все происходило по тому же сценарию: она просто технично доводила себя до оргазма с помощью члена, только и всего.

Иногда ей казалось, что все эти рассказы о сильных чувствах и огненных страстях написаны инопланетянами. Никто из ее окружения не травился из-за несчастной любви, не резал себе вены, не напивался в хлам. Большинство подруг вышли замуж еще на последних курсах, а были и такие, как она, – в свободном плавании. Обеспеченные и независимые. Ей нравился Мостовой еще и потому, что это было удобно и необременительно, ведь после секса он всегда отправлялся к жене. Она, а не Ирина, обязана о нем заботиться, обслуживать и делить прелести совместного проживания. То, что Ирине категорически ни с кем пока не хотелось делать. Поэтому когда Ростик опять затеял этот бесконечно повторяющийся разговор о грядущем разводе, она твердо сказала:

– Кстати, если ты всерьез – на меня не рассчитывай. Меня вполне устраивает одиночество.

– Ремезова, ты какая-то странная. Ты ж не девочка, пора и о семье подумать, – Ростислав выбрался из-под одеяла и надел футболку.

– Я смотрю, ты вот непрерывно думаешь о семье, – фыркнула Ира, – особенно минут десять назад, когда кончал, ты как раз, видимо, о жене вспоминал и о семейных ценностях.