Катя Дериглазова - Девочка летом

Я смотрела на них сверху, невольно ловя себя на мысли, что чувства и намерения каждого на тусовке видны за версту. Достаточно приглядеться, и всё понятно: кто кого любит, не любит, плюнет, поцелует… Я ждала Алекса, посматривала на подвесной мостик. Интересно, народу приятно смотреть на нас двоих вместе? Кто-то мне шепнул, что девчонки ставки делали, сколько мы продержимся, и больше полугода никто не давал. Алекс-то не сразу понял, что я его выбрала. Выбрала сразу, с полувзгляда, с полуслова – навсегда. А теперь все видят, как я прижимаюсь щекой к его плечу, вдыхаю запах кожи, и как он перебирает пальцами мои волосы, когда мы слушаем Вадима с гитарой, выводящего на весь парк Deep Purple. Радуются за нас люди? Или кому-то вправду противно смотреть на чужие поцелуи?

Юрик, похоже, получил пространный, вежливый, но совершенно явный отказ, несмотря на гитару, стихи, задушевность, трогательные белёсые ресницы и хорошо подвешенный язык. Он вдруг встал, сказал громко, на зрителей «Анутогдавсёнах!» и без разбега спрыгнул в Оку. Привычные к широким и красивым суицидальным жестам, Киса, Орёл и другие панки зааплодировали и вернулись к своим делам и беседам. Юрик выгребал широкими сажёнками на середину реки. Кто топится – не гребёт, ясное дело. Почувствовав невнимание публики, Юрик перевернулся на спину и, громко фальшивя, запел: «По реке плывёт бревно из села Кукуева! Ну и пусть себе плывёт, деревяшка, нам не нужная!», и сатанински захохотал.

Очень скоро косуха Юрика намокла. Это была не куртейка из облегчённой кожи троллейбуса, а труёвая натуральная косуха из Штатов, купленная мамой Юрика слегка на вырост. Косуха могла стоять в углу самостоятельно и вмещала во внутренние карманы 4 бутылки пива «Курская дуга». Косуха носилась всегда, потому что это не только одежда, но и знак принадлежности. Юрик плавал прекрасно, но мокрая кожа начала ощутимо тянуть вниз. Юрик сказал «Элп!» и скрылся под водой. Секунду спустя он появился вновь, но уже ничего не говорил, а только лицо у него было белое-белое. И течение уже тащило его по своему усмотрению.

Пока Юрик плывёт вниз по течению, хлебая Оку, панки на парапете обсуждают, как лучше всего поделить необычайно тонюсенькую сигарету, которую они стрельнули у стильной дамочки около Белого дома и торжественно принесли на всеобщее обозрение. Это первый сигаретный улов за день, глаза добытчиков горят законной гордостью и никотиновым вожделением. Мелкий Воробей кричит, давайте он сейчас же оторвёт фильтр, а то так вообще курить нечего. Его затыкают, не он стрелял – не он решает, и вообще курить в 14 лет рано. Выстраиваются в очередь впятером, каждому по две затяжки.

Они вообще не слышат, что я ору. А ору я что-то невнятное, среднее между «Помогите!» и «Идиот!». Плавать, к своему стыду, я не умею, но уже готова бежать к реке и хотя бы орать, но ноги застыли на месте. И тут кто-то хватает меня за плечо, и я давлюсь криком, хотя давно знаю за Алексом эту привычку – подходить со спины. Но это не Алекс! Ворон, друг по переписке, два письма в неделю, Орёл – Калуга, Калуга – Орёл. Улыбается, сдувает отросшие светлые волосы с глаза. Я вижу его второй раз в жизни.

– Ничего, что я без предупреждения? Хотел снова увидеть тебя, год же прошёл с прошлого…

Я с трудом глотаю воздух, а место на плече, которого коснулись его пальцы, тут же начинает чесаться и жечь.

– А… Ты? Откуда? Как? Боже мой! Это правда ты?.. А тут, а у нас… – я беспомощно машу рукой в реку.

И снизу раздается высокий, с придыханием, крик Нюси:

– Пипл! Юрик тонет, правда тонет! По… помогите!

Ворон невероятно быстро соображает. Он скидывает мне в руки куртку вместе с рюкзаком; чертыхаясь, за ним по склону бежит Белый Орёл – оба на ходу сбрасывают кеды и путаются в рубашках, с разбегу ныряют в реку под визг и мат всей честной компании!

«Юра, йоптвою-заногу-душу-гроба-чёрта-дверь! – несётся с воды. – Куртку снимай, ка-азёл!» – это Белый Орёл подплыл к Юрику вплотную.

Не успели все проораться и столпиться у бетонного края реки, как мокрый и чёрный как тюлень Белый Орёл снизу передаёт напитанную водой косуху. Мы с Нюсей чуть не падаем в воду, так неожиданно тяжела мокрая кожа. А злой и оттого втрое сильный Ворон буксирует Юрика к берегу.

Мелкий Воробей, прикрываясь рукой от ветра, добивает забытую на парапете драгоценную сигаретку. Белый Орёл отвешивает Юрику подзатыльник и громко обещает добавить, когда Юрик просохнет и проблюётся. Нюся растирает дрожащего Юрика своим палантином. Белый, весь в гусиной коже Ворон в трусах приплясывает на газоне. Меня чуть-чуть отпустило, и я ловлю себя на мысли: забавно как, Белый Орёл – цыганистый брюнет, а Ворон незагорелый, бело-синий, и волосы у него светло-светло русые. Мы выкручиваем его мокрые джинсы, истекающие речной водой, и ржём, потому что Орёл и Киса матерят Юрика виртуозно и весело.