Татьяна Сергеева - Евгения. Повесть-интервью

Памяти Евгении Ладыжец…

Предисловие

Я не смогу изложить историю нашего знакомства – каковым оно было, что этому предшествовало – хотя бы потому, что не помню. В памяти не осталось даже смутных воспоминаний – скорее лишь знание того, что это свершившийся факт. Оно состоялось еще в моем далеком детстве – лет шести-семи от роду – и, по сути своей, было косвенным. Некоторое время моя семья, тогда успешно ведущая предпринимательскую деятельность, арендовала у этой женщины гараж, находящийся в соседнем дворе, у самого забора детского сада, в который меня водили, – вот и все, что я знаю об этом.

Вторично наши пути пересекутся спустя долгие годы, когда мне будет под тридцать, ей – около восьмидесяти. Это была не случайная случайность, я верю! На тот момент судьба давно не жаловала. Ни на материальном, ни на любом другом поприще. Отца уже несколько лет не было в живых. Мы с матерью, оставшись вдвоем на целом свете, что ни на есть выживали как могли. Борьба с бедственным положением в конечном итоге привела ее на работу в отделение почтамта, обслуживающего наш микрорайон. Я часто приходила помогать. О пожилой неходячей женщине, проживающей на закрепленном за мамой участке, которой, в силу ее физического недуга, нужно заносить всю корреспонденцию в квартиру, я была осведомлена. И впервые встретившись с ней уже будучи взрослым человеком, конечно же, не узнала. Мне скажут позже, кто есть кто.

Мы жили на одной улице, более того, всего через дорогу друг от друга. Ее маленькая однокомнатная квартирка на первом этаже была довольно темной и имела весьма скромное убранство. Разумеется, я и не ожидала увидеть богатства и роскоши в интерьере, зная о хозяйке жилища, но почему-то она приводила меня в уныние еще с порога, – и так каждый раз, – здесь было как-то неуютно. Наверное, это из-за постоянного полумрака и громоздкой мебели казалось, что не только потолок давит тебе на плечи, но даже стены зажимают тебя как в тиски. Смягчали угнетающую обстановку лишь небольшая дружелюбная собака и толстый «независимый» кот.

Женщина была одинокой и гостей принимала нечасто, по крайней мере, я их редко заставала. Она много лет не выходила на улицу: с возрастом не осталось сил и в руках, чтобы перенести свое тело с постели в инвалидную коляску. Возможно, поэтому ее общительность порой граничила с назойливостью. Она никогда не жаловалась на свою жизнь, но очень любила о ней рассказывать. Часами… Сложно однозначно ответить, какой она человек… Историю, которую я пропишу в этой книге, – ЕЕ историю, – я слышала многократно, из первых уст, и многократно мое мнение о ней сменялось подобно тому, как день сменяется ночью. Однако я не преследую цель показать ее положительные или обличить отрицательные качества и уж тем более не преследую цель вызвать к ней всеобщую слепую жалость. Нет! Почему же я все-таки пообещала себе написать о ней? Все проще! Было то время, то место и те обстоятельства…

Звуковая дорожка 1

– Раз, два… Проверка записи… Звук отличный… Пишем!

«Пишем!», точно команда режиссера «мотор!» на съемочной площадке, прозвучало так твердо и уверенно, – со знанием дела, – что ему, казалось, мгновенно покорилась и умолкла даже лохматая черно-белая сучка, обычно прерывающая беседы своим звонким дружеским лаем. В квартире стало тихо. Женщина приподнялась в постели, подложив подушку под спину. На всякий случай я установила диктофон у самого изголовья. Голос моего респондента был слабым и негромким, а разговор долгим, поэтому я все время переживала, что что-то пойдет «не так», и каждую минуту поглядывала на экран устройства.

– Тетя Женя, давайте начнем традиционно – с ваших метрических данных.

– Родилась я четвертого марта тысяча девятьсот тридцать седьмого года в Кустанайской области в небольшом городке – административном центре Джетыгара. Но прожила там недолго – до тридцать девятого года. Потом у меня была другая семья…

– А та, в которой вы родились, какой была? Рабочего класса, интеллигенция? Чем занимались родители?

– Ой, я затрудняюсь ответить… Я только знаю, что тогда отец работал на золотодобывающей шахте. В тридцать девятом году пустился в бега – «нашкодничал». И ловеласом был таким же, как и мать. – Тут женщина смущенно засмеялась. – Это я уже по рассказам людей говорю… Но мы его любили больше, чем ее. Мы – это я и старшая сестра. Младшую сестру, Эльвирку, которая погибла, – попала под электричку в Новосибирске в юности, – я никогда не видела. Я покажу тебе ее фотографию. Я даже точно не знаю, какого она года рождения, потому что меня там уже не было. Вообще, мать старалась как-то обо мне не распространяться после того, как отправила меня на лечение в клинику в Москве.