Надежда Антонова - От отца

16 февраля 1947 года

Сергей».

Последняя строчка про социалистическую родину показалась Маше нелепой, но вскрытый и заново заклеенный конверт с синим штемпелем «Досмотрено» прекратил ее размышления. В тот же вечер она написала ответ, и ей казалось, что она стремительно летит с ледяной горы, и все у нее будет хорошо.

Пронесся счастливый, полный ожидания апрель, наступил май с нежной зеленью недавно появившейся листвы, с первыми свежими дождями, с долгожданным выстраданным теплом; за ним июнь с быстро пробегающими ночами и долго длящимися, жаркими, полными нежной грусти и выворачивающей наизнанку тоски днями, потом настал душный, невыносимый июль. Снова потеряв надежду, она заходила на почту раз в неделю, чтобы удостовериться и выйти в нестерпимую жару. Лицо ее еще больше осунулось и заострилось, глаза то тускнели, то горели нездоровым блеском, спала мало и почти ничего не ела, работала с неохотой, дома все валилось из рук. Попробовала поступить в сельскохозяйственный институт, но не прошла по баллам. Со Степаном все больше молчали. Как-то раз, забрав Толика из сада, пошли погулять. Мальчик увлеченно рассказывал про игру в пристенок, но вдруг стал показывать куда-то пальцем и побежал вперед. Маша проследила взглядом за сыном и увидела Степана под руку с миловидной ярко накрашенной девушкой, уверенно стоящей на высоких каблуках. Вечером Степан пришел домой позже обычного и принес ей «Красную Москву». Маша подарок не взяла, спросила только: «Нам с Толей уйти?» Потом молча поставила на стол тарелку с растекшейся яичницей, а ближе к ночи достала из-за шкафа старую раскладушку и постелила себе отдельно. С тех пор так и ложились.

Пережили пыльный молчаливый август. Наступил теплый предосенний сентябрь с бабьим летом. Как-то после работы Маша по просьбе тетки зашла на почту отправить телеграмму дальним родственникам в Новосибирск. Когда открывала тяжелую скрипучую дверь, что-то внутри болезненно сжалось. Маша безучастно взяла бланк и встала в конец очереди. «Девушка, вы ведь Петрова? Как хорошо, что заглянули, давно вас не было, письмо вам уже вторую неделю лежит!»

«Дорогая Маша!

Наконец-то я смог Вам написать! В апреле я был переведен в другой лагерь на Крайнем Севере, в Якутской АССР, недалеко от поселка Усть-Нера, так что теперь осваиваю новые территории нашей страны, вношу свой посильный вклад в развитие новых областей нашей социалистической родины в условиях северных широт. Как Вы себя чувствуете? Все ли в порядке? Очень много думаю о Вас и рад тому, что есть у меня такая возможность. Погода здесь, в отличие от сибирской, более суровая, лето короткое, в августе уже начинаются небольшие заморозки по ночам, а в сентябре ожидается снег. Но красота вокруг невыразимая: сопки, сосняк, глубокое северное небо, днем синее, а ночью черное, обсыпанное звездами, как нарядный парчовый кокошник жемчугом. Есть здесь и свои чудеса: при низкой температуре некоторые ручьи из-за высоких температур подземных ключей не замерзают. На сопках растет много грибов и ягод, так что, когда нас ведут на работы, по дороге иногда можно полакомиться брусникой и голубикой. Очень надеюсь, что своим пребыванием здесь смогу принести много пользы и оправдать звание советского гражданина.

17 августа 1947 года

Искренне Ваш,

Сергей».

Через две недели, получив отпускные, Маша купила билет на поезд до Читы. Увидев сборы в дорогу, Степан оторвался от ужина, вытер жирные замасленные губы тыльной стороной руки и подступил с расспросами: «Ты куда это намылилась? Одна или с кем-то? А пацан как? Я ведь по документам ему даже не отец, вдруг случится что…» Маше стало душно, в глазах потемнело, она подошла к ломберному столу, заставленному тарелками, и со злостью смахнула на пол остатки вареной картошки, соленую капусту, растаявшее сало, селедку, малосольные огурцы и недопитую бутылку водки. «Э, ты че это, гнида?..» Степан размахнулся и с силой ударил ее по лицу. Маша хрипло задышала и схватилась за край стола, чтобы не упасть. Нервно подрагивали ноздри, дергался уголок губ, а на старое потрепанное багровое сукно падали темные капли.

От Читы до Усть-Неры добиралась на автобусе и попутных машинах. Север встретил легким морозцем и ранним ненадежным снегом. В первый же день удалось снять комнату с хозяйкой в частном доме. Как только устроилась, пошла на почту отправить открытку Толику, которого оставила пожить у тетки. Вместе с ней в двери зашел человек в военной форме с автоматом. Девушка в окошке выдачи оживилась, заулыбалась ему и принесла небольшой бязевый мешок, набитый письмами. «Ой, какой мешок удобный, – сказала Маша, – не продадите такой?» – «Вам зачем? Для посылки? Возьмите коробку, в ней сохраннее будет. А это мы лагерным отправляем».