Максим Павченко - Заблуждение. Роман про школу. Том 2

А ко мне вдруг пришло еще беспокойство за Саню. Выпивая под бой курантов, он, конечно, не мог представить себе, что потом придется заниматься такой физкультурой. Допускаю, что и пил-то он лишь из чистого символизма и вовсе не собирался доходить до сильно пьяного состояния (до него он, кстати, так и не дошел, в отличие от Леши), но если б знал…

– Больше так не буду делать, – повторял он по слогам в те секунды, когда еще мог что-то говорить.

Я подозревал, что долго он не продержится. Но вряд ли мог думать, что его силы воли хватит на такое большое расстояние, и что на его лице в последние секунды терпения будет такая гримаса боли. Однако я прекрасно понимал этимологию этой гримасы и догадывался, как сильно была ему нужна эта встреча. Три месяца без общения с Болтом, очевидно, явились для него куда более страшной болью, и сейчас он, борясь с собой, пытался оставить себе хоть какие-то шансы. Читатель помнит, как осенью мы с Саней говорили о Болте, и тогда я многое понял из слов Топора, я многое оценил, и … – черт, как обидно, что их материализация проходит именно так. Хотя бы уже из-за одного желания он заслужил поговорить с Болтом! Он заслужил остановить этот нелепый бег – уже не из кино, но от друзей, от Компании! И пусть ни я, ни Саня, … – да никто не знает, что за метаморфозы происходят с Олегом, – но как же хочется узнать!.. Ему, лучшему другу…

Но силы не бесконечны. И даже желание уступило физическим возможностям Сани, который с истошным криком «Не могу!» остановился посреди дороги и повалился на снег. Я жутко расстроился и хотел помочь ему прийти в себя, однако тут же сдержался и не позволил себе даже пятисекундного промедления, потому что все еще видел впереди причину этой погони. Друзья Павла тоже не смогли выдержать темпа бега – они остановились примерно в том же месте, где и Саня. Не знаю, насколько бы еще их хватило, но бежать в пуховиках и тяжелых зимних сапогах – это не шутка, и я вдруг представил себе, как тяжело пришлось бы мне в такой одежде: я, наверно, вообще не смог бы бежать, а тем более – так быстро. Как ни крути, а это всяко не излюбленные болтовские кроссовки, в которых Олег предпочитает выходить на улицу даже зимой – в такие, например, дни, как сегодня.

Итак, преследователей осталось только трое: Павел, Арман и я. Говорить о какой-то командной тактике было заведомо бессмысленно, да и некогда, поэтому мы просто решили собрать всю свою волю в кулак и держаться, чтобы как минимум сохранять Болта в зоне видимости, видеть его спину.

Интересно, что во время бега я почти даже и не думал о том, где бегу. Осознавал, что впереди есть какая-то знакомая улица, видел знакомые дома, пролетал мимо знакомых остановок, – но темнота и нацеленность на Болта так и разбивали все мои попытки сориентироваться. Очевидно, мешал этому и маршрут бега. Повторюсь, Болт так активно петлял, что сообразить, между какими дорогами ты в данный момент находишься, было просто невозможно. Да и дух погони, естественно, захватывал.

На первой части дистанции, когда нас еще было много, вокруг, как помню, красовалось несметное количество жилых домов. Несметным было и количество света, идущего от них, – в эту все еще праздничную ночь светилось чуть ли не каждое окно каждого этажа. Иногда я замечал по сторонам некие зеленые зоны, и водоемы, и магазины, и памятники, но вокруг все же неизменно было очень много домов.

Потом начались пустыри и какие-то склады, здания непонятной формы, кажется, автостоянки, потом была еще одна очень большая зеленая зона, и снова пустырь – там, где нас и осталось трое.

Затем снова дома, дома…

И вдруг – прозрение. Болт повернул с узкой «трамвайной» улицы направо, потом – наш маневр, – и сразу мы оказались на центральной магистрали. Здесь всюду горели фонари, здесь было довольно много людей и здесь же проходила широкая разделительная трамвайная дорога, а впереди – только оживление и, очевидно, центр города. Раздумьям не суждено было начаться, я моментально понял: мы на Лиговском. Вот что придумал для нас Болт: из Купчино – на Лиговский проспект!

С географией мне теперь все стало ясно. Это действительно был Лиговский – магистраль, которую я узнаю при любом действии и в любой момент времени.

Но вот проклятье: именно на этом рубеже я впервые начал чувствовать огромную усталость. Стремительную усталость. Не знаю, как и почему я держался до этого, но, видимо, только оказавшись на Лиговском, я понял, как много уже пробежал. Сил от этого, естественно, не прибавилось – скорее, наоборот, – но самое ужасное, что, похоже, то же самое стало происходить с моими друзьями – Павлом и Арманом. Последний уже давно кряхтел, изнемогая от усталости, и, судя по глазам, наверно, только и ждал подходящего для остановки места или просто прекращения нашего движения; Павел тоже очень тяжело вздыхал. Рискну заявить, что, пожалуй, в этот момент всем и стало окончательно понятно, чем закончится сегодняшняя погоня. Тем более, что он все бежал, бежал, бежал…