И это счастье в самом деле,
Когда осеннею порой
Гармония в душе и теле
И вечность дышит за спиной.
Духи трав окружили меня,
И пахнуло ромашкой, полынью.
Для кого-нибудь просто сорняк –
Я в них рос под небесною синью.
Но потом гравий, сталь и бетон,
Сладко-приторный запах бензина
В городской свой загнали загон,
Где власть духов природы бессильна.
Так и жил, плюс лосьон для бритья,
Водки, пива, вина ароматы.
Был им мальчиком я для питья,
Был пропавшим без детства солдатом.
Но, как эхо былых пустырей,
Потянуло полынью, ромашкой.
Я сижу у раскрытых дверей
С валерьянкой, налитой в рюмашку.
Заглянул на чердак недостроенной дачи.
Предзакатное солнце светило в него.
Тишина и июль. Здесь я понял, что значит
Ощущение счастья. Минута всего.
Запах хвойного дерева. Солнце ласкало
Стены гладкие, нежно желтел свежий тес.
Обостренная радость «живу!» вдруг запала
В мою душу. Навечно с собою унес.
Сад утренний, он потаенный,
Не солнцем тронутый, росой,
Когда вхожу в него согбенный,
Не в латах витязя, босой.
Как странник из другого края,
Прошедший через зной пустынь,
Густую тень в себя вбирая,
Мне сердце шепчет: «Поостынь!
Взгляни, как тих он и спокоен,
Какая мощь ветвей, стволов.
Ты разве не устал от войн,
От жара солнца и костров?»
Едва ли жизнь – одно боренье.
И разве радость – только бой?
Она и садом удивленье,
И знание, что есть покой.
Я по утрам – в них жизнь легка –
В рассветах таю.
И вместо кринки молока
Стихи читаю.
Как семечки, в стакан гребу,
Чтоб было с горкой,
Поэта строчки про тайгу
Да про махорку.
Который раз в своих стихах
Рифмует совесть,
Искал бы он, да впопыхах,
Другой бы глобус.
На этом горьком голубом
Он жить не может,
Но будет жить, его здесь дом,
И песни сложит.
И растворятся песни те
В морях и суше,
И будем верить в простоте:
Жизнь станет лучше!
Этот домик мне знаком,
Я бывал когда-то в нем.
Здесь гортензии кусты
И цветы, цветы, цветы.
Тут хозяин раньше жил,
Он мне верным другом был.
Нет его уж года два,
Но осталась жить вдова.
Мы с ней шкалик разопьем,
Вспомним вместе о былом.
На рюмашке хлеб лежит,
По щеке слеза бежит.
Нет здесь мраморной плиты,
Лишь цветы, цветы, цветы.
Памятью о том, кто жил,
Для других он их садил.
Шиповника плоды алеют
В кустах, что окружают сад,
Они неторопливо зреют,
Как много лет тому назад.
В другом саду я видел это,
Но тем же солнцем освещен
Вдвоем с тобой на склоне лета,
Был виноват я и прощен.
Шиповник доброю приметой
Остался в памяти тогда.
Я без тебя таким же летом
Стою, но знаю: «Никогда».
На звезде далекой, без названья,
И прекрасно-дивной, как мечта,
Исполняются заветные желанья
И царят любовь и красота.
На нее смотрели, может статься,
Вы когда-то в добрый телескоп,
Далека звезда, и людям не добраться
До нее сквозь вязь небесных троп.
Но мечтать о звездочке прекрасной,
Что в космической сияет мгле,
Можно каждому, чтобы не так ужасно
Было жить на горестной Земле.
Всю ночь по крыше дождь стучал
Всю ночь по крыше дождь стучал,
Как будто в дом просился:
«Я свой костюм бы поменял –
Он стар, поизносился».
«Кто шьет костюмы для дождей?
Забота не земная,
И как помочь вам в той нужде,
Простите, я не знаю».
А он стучал, стучал, стучал
В надежде бестолковой.
Ему бы свой костюм отдал –
И у меня не новый.
Жизнь прошла без смокинга и фрака:
В джинсах, майках, даже в неглиже.
Умерли и кошки, и собака,
Новых я не заведу уже.
Покидаю мир я без одежды
И без шанса повторить все вновь,
Оставляя хрупкие надежды,
Что в итоге победит любовь.
В это так мне хочется поверить,
Даже через горечь на губах:
Пронесясь сквозь бури и потери,
Мир не сгинет в дантовых кругах.
По улице идет прохожий,
А в луже – на него похожий.
То дождь удвоил наши рожи,
То юмор марта налицо.
И кажется, что мир несложен,
Что к нам он даже расположен.
Весна, не отпускай ты вожжи,
Ты рук не разжимай кольцо.
Читать дальше