Коллектив авторов - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения

Мы в места эти ходим не часто –
Лишний раз зачем сердцу болеть?
Но мы к ним поневоле причастны –
Раздвигает здесь занавес смерть.

И на сцене спектакля кусочек:
Каждый – зритель, и он же актер.
Ты родных узнаешь среди прочих
И жалеешь, что вел с ними спор

О вещах преходящих, неважных,
Сколько криков, истерик и слез,
А теперь и обидно, и страшно,
Что бездумно им горе принес.

Четверть часа картинки былого
Есть у каждого в жизни, судьбе.
Почему же заветное слово
Очень поздно приходит к тебе?

Не мешает ни вздоху, ни взгляду
(Это место уже вдалеке).
Только тяжесть чугунной ограды
До сих пор ощущаешь в руке.

Дружили гармошка со скрипкой,
Играли в умелых руках.
Гармошку встречали с улыбкой,
А скрипку с печалью, в слезах.

Они кочевали по свету,
По свадьбочкам, похоронам,
Братание странное это
Никак не понять было нам.

Владельцы их, пьющие оба,
Русак и галутный еврей,
Толстяк и, как спичка, худоба,
Совсем не похожи, ей-ей.

Что общего у музыкантов,
Запойная к музыке страсть?
А может, сдружились таланты,
Чтоб в жизни совсем не пропасть?

Скитались, порой голодали,
Довольствуясь скудной едой,
И горькое зелье вкушали
Из кружки заветной одной.

Их знали в деревнях, и селах,
И в дальних глухих хуторах.
Один был с усмешкой веселой,
Другой – с вечной грустью в глазах.

Но все в нашей жизни так зыбко,
А к музыке злоба глуха.
Сгорела в Освенциме скрипка,
Гармошку порвал вертухай.

Мне надо чувствовать, что я среди своих,
Что рядом тот, и тот, и даже этот,
Взгляд глаз зеленых, карих, серых, голубых –
Парить готов я, их теплом согретый.

Они поймут меня, прав я или не прав,
Поверят в искренность, в беде не бросят
И похоронят тихо среди старых трав
В какую-то от слез сырую осень.

Мы с бульбы лупили «мундиры»,
Камсичку цепляли за хвост.
Луна недорезанным сыром
Не смела оставить свой пост.

Она нам в окошко светила
Намеком, что вечер уже,
Бутылка последняя стыла
В своем ледяном «гараже».

С ней снова продолжим «поездку»
За стареньким стертым столом,
Стихов золотую нарезку
Читаем, порою поем.

И в домике том деревенском
Мой добрый товарищ-вдовец,
Тоскуя об образе женском,
На фото глядит, как слепец.

Я – житель двух домов под крышею одной:
То мрачен свод небесный, то он же – голубой.
Во мне живут два дома, я – тоже дом для них,
Мы хорошо знакомы – свои среди своих.
Я склеил половинки из этих двух домов,
В них разные начинки, но симбиоз основ…
Вот так сложил я пазлы с начала до седин,
Хоть языки и разны, но для души – один.
Кто в ожиданье чуда, кто сам его создал.
Смотри, вот у верблюда ведь тоже два горба,
Он может и в пустыне, он может по траве
Нести свою поклажу, решенье – в голове.
…Ты слышишь звук симфоний, чем жизнь так дорога,
В ней – женщины и кони, моря, леса, луга.

Я, как медведь, чужую ем малину,
Не мыв, не проверяя на червей,
И ласково мне греет спину
Незлое солнце бывшей родины моей.

Малина вдоль дороги, у забора,
А если без ограды, то ничья.
Рву ягоды поспешно, без разбора,
Так путник жадно пьет из чистого ручья.

Наемся наперед? Да нет, едва ли,
Но не забыть – малину ем с куста –
Кусочек мира, что так пасторален,
В той новой жизни, что сегодня непроста.

Мороз добавил в снег крахмал
С замерзших простыней,
Тот захрустел и застонал
Под тяжестью саней.

И лошади средь белых ос
Неслись, буланый вихрь,
Которому не брат мороз,
По-зимнему был лих.

Закутан в дедовский кожух,
Под боком, рядом с ним,
Я думал, маленький лопух,
Вся жизнь пройдет средь зим.

Давно то было, я подрос,
Сегодня среди тех,
Кто никогда не знал мороз,
Не мял руками снег.

Не хочешь выглядеть героем,
Не ищет сердце перемен,
И наслаждаешься покоем,
Пока судьба не дала крен.