Татьяна Калинина - Записки из Срединного царства

Вернувшись на круги своя, наш маршрут привел нас в места злачные и товароизобильные. Есть в Китае удивительный феномен: ранний утренний или ночной полустихийный (и, конечно, нелегальный) рынок, на котором мы поняли, что абсолютно зря ходили в супермаркеты. Теперь, если что, мы знаем, куда украдкой сходить в сумерках, чтобы вкусно и дешево покушать.

Чего только не узнаешь о России в Китае. Вот живешь-живешь в своей средней полосе, и даже не догадываешься, чем люди дышат по ту сторону Уральских гор. А к ним даже Китай ближе, чем столица, и время на Иркутск и Китай одно! Вот кто знает, что такое «сера»? Нет, не из химии и не из ушей, фу, ведь я эту серу сейчас жую. Это дезинфицирующая жвачка из смолы лиственницы. Почему «сера»? А не почему – так на упаковке написано, сама видела.

Человек боится гулять по ночному Шицзячжуану. Потому что в городе Ангарске нашей великой и необъятной после восьми вечера выходить на улицу небезопасно. И не верит, когда говорю, что здесь можно, никто не тронет.

Кто бы мог подумать, что небольшой поворот судьбы, и Сибирь, озеро Байкал, далекий город Иркутск и неведомая Бурятия не телевизионными новостями или точками на карте, а плотью и кровью войдут в твою жизнь.

Вот он – носитель российского заурального менталитета, как свои пять пальцев знающий все самые сокровенные байкальские местечки, все неидентифицируемые по справочнику вероисповеданий места силы. Сидит напротив и рассказывает истории из собственной жизни, великие и ужасные, как сказки братьев Гримм.

Невиданные шаманы оживают своей оккультной угрозой, бабки-гадалки отливают человеческие судьбы из воска или разводят беды руками. Алкоголик Вася, возведенный то ли собственными экстрасенсорными способностями, то ли человеческой манией мифотворчества в статус старца, спасается в запое от бесконечной очереди ждущих его мановений и слов. Карты Таро упрямо вершат судьбу бедняги, не могущего размыкать свою русскую долю, помноженную на сибирскую неприютность. И за всей этой бабайщиной маячит жуткий призрак Распутина.

Ёкарный Бабай, такой комичный в нашем обращении, обретает плоть и дух. Он выстраивает бурятские хороводы вокруг сакральной горы, чтобы человек мог знать, будет урожай или нет. И даже если тема урожайности станет в принципе не актуальна, они все равно будут приходить и браться за руки, привязанные к Ёрду силой традиции и страхом отступничества. Око Бабая будет неусыпно следить за ними.

Суеверные китайцы лучше нас наслышаны обо всех сибирских чудесах и наперегонки ломятся в эдакое паломничество, пытаясь надышаться энергетикой Байкала. Трудно сказать, что они заполонили раньше и что для них притягательней – колдовское озеро или культурные камни обеих столиц.

Отсюда кажется, что это Москва и Ярославль – далекое и непонятное Забайкалье, где давно расчищено пространство русских душ для святого Христова алтаря. Отсюда мы выглядим более православными, чем являемся на самом деле. Нам уже не мешает Бабка-Ёжка, Масленица и Коляда. Мы просвещены наукой и защищены бесчисленными монастырями, хранящими многовековое предание. Наши хороводы карнавальны. Наши суеверия подчинены туристическому капиталу.

«Чего ты хочешь? – говорит Марина в защиту своей малой родины, – Мы и живем-то тут только триста лет. Сто лет на то, чтобы обуздать местное население, хотя и сейчас буряты нас не любят, из-за того, что мы заняли их земли. Сто лет на то, что обустроиться, построить инфраструктуру, и вот еще сто лет, чтобы создавать культуру. Что это по сравнению с тысячелетней историей твоего города? Ангарску вообще только семьдесят лет».

А для меня ее слова как откровение Зулейхи [6] Героиня романа Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза». , которая душой прикипела к Ангаре и теперь считает эту убийственную леденящую природу родной.

Но мне кажется, что, сколько бы ни прошло времени: пятьсот или тысяча лет – в недрах Сибири все еще будет пульсировать неведомая, но мощная по своей энергетике жизнь погребенного древнего Титана, оставшегося от дочеловеческих времен. Если, конечно, бедная Сибирь выживет в этом страшном и беспринципном процессе ее разграбления исчадиями потребительского общества. Сибирь, живи!

Какая прелесть все-таки эти социальные сети, и особенно, китайский вичат! Не успела я выложить новые фотографии и поделится ими с друзьями, как о моем существовании вспомнил профессор Джун, святыми умениями которого заводить знакомства по всему Китаю, я благополучно добралась до места и даже посмотрела Харбин, когда впервые попала в Поднебесную. Но об этом чуть позже. Теперь профессор Джун в очередной раз снабдил меня новым знакомством, отыскав закадычного друга в Шицзячжуане. Да и не просто друга, а человека, говорящего по-английски. И вот в вичатовские [7] WeChat – самое популярное приложение в Китае: мессенджер, социальная сеть, кошелек и еще много чего в одном. друзья просится официозный на вид, неопределенного возраста, косоглазый (как бы каламбурно это не звучало) японец, если судить по фотографии и месту, привязанному к аккаунту.