Наталия Грамацкая - Быть Человеком

Максим кисло улыбнулся. – Очень рад за тебя, но у каждого – свой рецепт счастья.

– Понимаю, к чему ты клонишь. – Усмехнулся Егор, наполняя рюмку водкой. – Человек никогда не будет идеальным. Порочность – такая же обязательная деталь его неотразимого образа, как, к примеру, нос и уши. Однако, я думаю, по этому поводу не стоит расстраиваться! Давно замечено, что люди, принимающие окружающий мир таким, какой он есть, не тратящие время на поиск истины, более счастливы. Они понимают, что мир этот несовершенен, не ждут от людей того, что они не могут им дать, не занимаются самоедством, не раздумывают о смысле жизни. Просто живут! Рожают детей, добывают хлеб насущный, грешат по мере необходимости. Я не буду предлагать тебе грешить, но попытаться принять мир таким, какой он есть, не отгораживаться от него стеной. Признаюсь, меня тоже когда-то мучили вопросы: почему, да зачем. Однако, я скоро понял, что от мудрствования до безумия один шаг. За твоё здоровье! – Егор с воодушевлением проглотил содержимое рюмки.

Максим неожиданно для себя зевнул. Смутившись и краснея, он тут же попытался исправить положение и с энтузиазмом включился в диалог. – Быть может, жить, не думая, проще, но ведь способность мыслить как раз и отличает человека от животных. Не пользоваться, не развивать эту способность – значит, деградировать.

– Какая деградация? – С трудом проговорил Егор, активно работая челюстями. – Попробуй салат. Непременно! Чудо, как хорош!.. Так вот. О деградации. Я с тобой, Максим, в корне не согласен! Какая деградация? Человек – часть животного мира, со всеми вытекающими от сюда последствиями. И потому не надо пытаться из курицы делать Жарптицу! Человек был животным и остается им. Но беда не в этом. – Егор зачерпнул ложкой салат и, слегка растеряв содержимое по дороге от тарелки ко рту, доставил его по назначению. – Беда в том, что создатель наш не подумал, подарив разум одному из представителей уважаемого мною мира животных. Животное живет в гармонии с окружающим миром и с самим собой. Его возможности позволяют ему брать у природы лишь малость. Но эта малость – есть идеал, вершина, абсолютно недоступная для могущественного Человека Разумного, а жаль! Жаль потому, что именно эта малость – есть оптимум, дающий возможность всему живому сосуществовать, сохраняя равновесие. Человека не ругать, а жалеть надо! Он, друг мой, жертва эксперимента, животное, изуродованное разумом! Говорю я все это, между прочим, без иронии, потому что, я – не мартышка из басни Крылова, которая, смотря на собственное изображение в зеркале, всячески его поносит. Я есть такой же статистически средний человек, в общем, обычный представитель своего семейства, смесь инстинктов и разума. В общем – такой, как все! И потому к своим собратьям отношусь с пониманием.

– Ты считаешь, нам лучше было бы появиться на свет обезьянами? – с иронией в голосе спросил Максим.

– А что? – Егор поднял брови. – Тебе кажется образ обезьяны менее привлекательным, чем образ человека? А ты представь. Сидели бы мы с тобой сейчас на свежем воздухе, где-нибудь в первозданном лесу, жевали бы экологически чистые фрукты и беседовали бы не о пороках, Макс, нет! А, к примеру о том, какой чудесный был сегодня рассвет. Ты когда последний раз любовался рассветом?

– Не помню. – Признался Максим.

– Не помнишь! И я не помню. На первый взгляд, мы с тобой – два абсолютно разных человека. Но, тем не менее, между нами – много общего. Мы забыли о своих корнях. Работа, «бабки», вот, чем заняты наши головы и души. Нам не до рассветов и закатов! Ладно, хватит о грустном! – Егор махнул рукой, наполнил рюмку и вопросительно посмотрел на Максима. – За что же выпьем?.. За Адама и Еву! За прародителей наших! – Он привычным движением лишил рюмку ее содержимого и зажмурился – Хорошо. Как хорошо. Все поет внутри, и песня просится наружу. «Ямщик, не гони лошадей.» – запел Егор сочным басом. Глаза Максима округлились.

– Ш-ш-ш – зашипел он, озираясь по сторонам и краснея.

– Жаль. – Егор тряхнул головой. – Ты думаешь, я пьян? Я никогда не бываю пьян. Ладно, концерт отменяется. Продолжим дискуссию! На чем я остановился? На Адаме и Еве!.. Все мы – дети своих родителей. И все – божьи дети, говорят, созданные по образу и подобию. – Егор вскинул брови, как будто что-то неожиданно вспомнив. – Не поверишь! В детстве я был худеньким, подвижным и очень любознательным. Я всё сложное пытался разделить на множество простого. Этакий редукционизм проявлял – резал мамины платья и отцовские штаны, разбивал цветочные вазы, протыкал шины (и свои, и чужие). А, знаешь, кем я хотел быть? Ни космонавтом, ни учёным, а дедом Морозом, чтобы каждый день дарить себе и всем нуждающимся подарки. Но потом я передумал, вероятно, прикинув, что одного мешка конфет и игрушек всем не хватит, и решил стать п'опом (я тогда так всех святых отцов называл). Представляешь, как я легко расколол сложное на простое, рассмотрев наиболее прибыльное в то время дело для решения подарочного вопроса. Вот так я огорчал свою любимую матушку. А вообще, я себе пятилетний очень симпатичен. Я был свободнее, смелее, мудрее, наконец. Я верил, что найду ответы на все мои вопросы, и находил! Мне кажется, этот пацан по-прежнему живёт во мне. Где-то очень-очень глубоко. Я с ним часто разговариваю. А, может, это и есть душа? То, что все время не дает мне покоя, главный мой критик, собеседник и друг. То, что, как те бурлаки на Волге, тянет меня – этакую баржу, перегруженную всякой дрянью, вперед, из тьмы к свету и не теряет надежды вытянуть. – Егор вдруг смутился и покраснел, как подросток. – Ух, заболтался я с тобой, аж устал. – Он вытер салфеткой лоб, взглянул на часы и воскликнул так громко, что люди за соседними столиками с тревогой посмотрели в его сторону. – Двенадцать часов! У меня же через полчаса деловая встреча! Какой же я осел! – Махнув рукой, он стал торопливо наматывать спагетти на вилку. – Макс, дружище, заговорил он с трудом в перерывах между жеванием. – Сегодня я подписываю очень важный для меня договор, а завтра. Завтра я хочу отметить это событие. Маленький банкет в маленькой компании! С тобой – четверо человек. Я очень хочу, чтобы ты пришел! Очень! – Повторил он, заметив выражение досады на лице Максима. – Не говори мне, что ты занят! Завтра воскресенье. Встреча будет здесь же. Местечко уютное, а повара – просто волшебники! Ты обязан прийти. – Егор вновь посмотрел на часы. – Все. Пора. Опаздываю. – Он вытер ладонью рот, похлопал себя по карманам пиджака и брюк; нащупав кошелек, с трудом извлек его и вытащил пачку смятых денежных купюр. Покопавшись в ней и рассыпав на стол не меньше половины денежных знаков, Егор, наконец, нашел то, что искал. – Этого хватит с лихвой. – Произнес он слегка осипшим голосом и шлепнул две стодолларовые купюры на стол. Затем сгреб в кулак деньги, разбросанные по столу, и резким движением руки запихнул их обратно в кошелек. – Не забудь, завтра в полдень. – Красное от волнений и спешки лицо Егора приняло строгое выражение. – Я буду ждать. Ну, все. Полетел. Взлетал Егор, кряхтя и тяжело дыша. Оторвавшись от стула, он вышел на взлетную полосу между столиками и полетел в направлении выхода медленно, но уверенно.