Светлана Гершанова - Я у мамы дурочка

Я не спорила. Долгие годы прошли, пока я осмелилась на это. Взяла тетрадку, сказала спасибо…

Плакала уже на улице, всю дорогу. И шли стихи:

Мама была довольна, я долго не писала стихов после этого визита. Перестала писать сочинения в стихах, показывать их всем, всем, всем. Действительно, что я могу прибавить к великой литературе, которой я жила, как параллельной жизнью?

А у того стихотворения, про нашего историка, нашёлся автор – через тридцать лет.

Я как-то встретила свою одноклассницу.

– Помнишь те стихи про Гиббона?

– Ещё бы! Мне тогда всю душу вымотали, а я их так и не видела.

– Ведь это я написала. Никто и не подумал, даже обидно было.

– Так призналась бы!

– Ну что ты, у тебя были такие неприятности. Но ведь ты у нас была поэтесса, тебе слава, тебе и неприятности.

Это было даже не увлечение, а что-то, поглотившее меня целиком. Ни с чем не сравнимая, какая-то высшая свобода, скорость, ветер в лицо и необыкновенное ощущение счастья!

Мотоцикл был только у одного моего знакомого. И все остальные мальчики отошли куда-то в тень. Я выбегала на балкон, как только слышала грохот его железного коня на тишайшей нашей улице. Бежала к нему вниз по лестнице, радостная, и мы мчались, всё равно куда, – только ветер в лицо, скорость, солнце и огромное, непередаваемое счастье бытия!

Но однажды мотоцикл сломался. Он сломался на шоссе, в нескольких километрах от города. Мы стояли втроём на обочине – он, я и мотоцикл. Он заглядывал мотоциклу в недра, в переплетенье проводов и трубок, абсолютно непонятных для меня. Мотоцикл молчал.

Он молчал и, как ослик, упрямо не хотел сдвинуться с места. Тогда мы выкатили его на шоссе и начали толкать к городу. Мы толкали его до самой окраины, хотя наступил вечер, потом совсем стемнело.

Но вот уже показались троллейбусные провода и самая дальняя автобусная остановка.

– Поезжай домой, – сказал он.

– Что ты! Как же я вас брошу!

– Кого это – нас?

– Тебя и мотоцикл.

– Ну ты даёшь! Ты настоящий человек, я и не думал.

– Выгляжу несерьёзно?

– Очень даже серьёзно, когда не бросаешь друга в беде.

Милиционер повелительно указал нам жезлом на обочину.

– Что случилось?

– Поломались, – ответила я.

– Ездить не умеете. Так и будете его возить, пока не научитесь!

Мы долго катили мотоцикл по освещённым редкими фонарями, потом залитым светом пустынным улицам – была уже настоящая ночь.

Он не приходил несколько дней. Всё, подумала я, конец мотоциклу.

Но как-то снова раздался на улице знакомый рокот. Как я бежала по нашей железной лестнице, по двору, через ворота, мимо него – к мотоциклу!

Он посмотрел на меня внимательно. В следующий раз пришёл пешком, без мотоцикла. И приходил ещё несколько раз. Но мне было скучно с ним, мне с ним не о чем было разговаривать!

Для этого у меня были другие мальчики.

Я ждала свою первую книжку стихов. Подержала первую в жизни корректуру. Вот-вот должен был выйти «сигнал» – образец, первый экземпляр.

И вдруг мне дали отпуск на работе. Никогда не доставался отпуск летом, и вот – именно сейчас!

Я поехала в технический отдел.

– У меня завтра день рождения, и меня ждут друзья. За мной пришлют катер к «ракете». Уезжаю завтра, ничего не могу отменить. Я самый несчастливый человек на земле.

– Ну что ты! Не расстраивайся, приходи завтра, я поеду с утра в типографию и постараюсь привезти сигнал. Хоть в руках подержишь! – сказала техред Женя Долинская.

Отпуск начинается с перерыва. Уходишь на перерыв, и ты уже в отпуску. Я летела в издательство, ничего не видя вокруг, лавируя между прохожими, потом по лестнице, потом коридор…

Тишина, только стук моих каблуков по ступенькам, потом по линолеуму.

Во всём издательстве одна секретарша директора прихорашивается перед зеркалом, прежде чем уйти. Лизнула палец, поправила бровки, улыбнулась мне в зеркало:

– Перерыв у нас, нет никого. Но Женя привезла вашу книжку, с утра ездила. У вас сегодня день рождения?