Алексей Алейников - Река и мальчик. Рассказы

Один конец его был просунут затем через жабры и рот, а на другом сом должен был держаться при переноске. Затем мы смотали удочки, слили из ведер с рыбой воду, накрыли ее листьями подорожника, растущего вокруг в изобилии, и выбросили в речку оставшихся червей. Можно было идти домой.

Впереди шел Витькин отец. Через плечо у него был перекинут кукан с моим трофеем. Витька нёс ведро с рыбой, которую по сравнению с сомом можно было назвать лишь жалкой мелочью. Голова сома покоилась у основания шеи несущего, а хвост болтался ниже места, где спина теряла своё благородное название. Время от времени хвост приходил в движение и изгибался то вправо, то влево. Мы с Витькой шли сзади и молчаливо наблюдали агонию моего великана. Все равно он был МОЙ, МОЙ, только МОЙ, хотя и не мне достался.

Подошли к их дому. Витька забрал у меня удочку и ведро с тем, что теперь мне и рыбой называть не хотелось.

– Ну ладно, Коль, пока, – сказал, прощаясь, Витькин отец. Затем после короткой паузы добавил: – Ну, ты, это… приходи завтра к обеду на жареху, угостим тебя сомиком. В ответ я лишь тяжело и безнадёжно вздохнул. Мысль, что моего «сомика» я больше не увижу и деду его не покажу, и не пущу его потом в бабушкино жестяное корыто, и не буду сидеть рядом с ним хоть до утра, пока не запомню каждое пятнышко на его боках и желтоватом брюхе, мысль эта была горькой. Скольких радостей, какого огромного счастья лишил меня этот взрослый! А еще не покидала мысль, что это несправедливо. Опять подступили слезы, и чтобы они не виде-ли, как я плачу, я низко опустил голову на грудь и, ничего не ответив на приглашение, повернулся и зашагал к своему дому.

– Ну, как рыбалка? – спросил меня дед, увидев в дверном проеме. – Что-то ты рановато вернулся. В ответ из меня вырвалось что-то среднее между стоном и всхлипом. Я подбежал к своей кровати и бросился на нее лицом в подушку. Подушка заглушала рыдания, но плечи меня выдавали. Они ходуном ходили, и все мое маленькое тельце билось и трепетало. Дед под-летел к кровати.

– Колюнь, внучок, что случилось? Что там у вас стряслось?

Я не сразу смог ответить. Язык меня не слушался. И лишь спустя некоторое время, когда вылившиеся в подушку слёзы принесли-таки какое-то облегчение, я выдавил из себя:

– Деда, я сома поймал, огромного! А они его забрали… А он же мой! Мой!

– Со-о-о-ма? – удивленно протянул дед. – Огромного?

– Да! Да! Огромного! – выкрикнул я почти со злостью, уловив в вопросе деда как бы даже недоверие. И тут же снова уткнулся в подушку, выплакивать свое такое горькое горе. Дед что-то говорил мне, пытаясь успокоить, но я был безутешен. Тогда он встал и вышел из дома, а в роли утешителя его заменила бабушка. Какое-то время дед отсутствовал, а я потихоньку приходил в себя. Вот он вернулся, сел за стол и посмотрел на меня взглядом заботливым и теплым.

– Деда, деда! Ты его видел? – Спросил я с надеждой.

Ответил дедуля не сразу. Видно неловко ему было меня разочаровывать.

– Не, внучок, не показали… Сказали, чего его смотреть? Сома я, что ли, не видел? Но раз не показали, значит, действительно крупняк. Может, самый большой был в нашей речке. Как только ты с ним справился? Это уж дедуля чтобы мне потрафить такое сказал. Но тогда я этого не понял. И давай взахлеб ему рассказывать, как дело было.

– Несёт он, а сом его хвостом по жопе бьет. – Так, почти весело, закончил я свой рассказ.

Дед, не перебивая, выслушал меня, погладил мои белобрысины, приобнял и прижал к себе.

И не припомню даже, чтобы он раньше со мною в такие нежности пускался. Через вихры я чувствовал покалывание дедовой щетины – вечного украшения его подбородка. Но все равно мне это было приятно.

– Ладно, внучок, не расстраивайся. Сволочи они известные, жмоты и хапуги. Вся семейка у них такая: своего никогда не упустят и чужое при случае прихватят. Иди, бабушка тебя покормит, и отдыхай. Намаялся, поди.

Все еще похлюпывая носом, я съел незатейливый деревенский ужин: большой ломоть белого, мягкого, душистого бабушкиного хлеба, запивая его парным молоком.

Долго в тот вечер я не мог уснуть. Секунда за секундой, хоть и немного их было, всё ведь очень быстро произошло, восстанавливал я в памяти мгновения моего поединка с самой крупной рыбой, пойманной за всю мою жизнь.

Никогда больше рыбацкое счастье мне так не улыбалось. Снова и снова мелькала в моем сознании последовательность видений от плавного погружения в воду тяжелого поплавка до моего победного вопля. А когда я, наконец, уснул, так мне и снилось то же самое. Так и провел я всю эту ночь с моим «сомиком».