Александр Чернышёв - Тюбик. Повесть

– Такса? – уверенно и быстро перебил старичок, так, как будто кроме такс охотничьих собак не бывает, а если и бывают, то не стоит даже про них и говорить.

– Ну… – замялся дядя Коля. Про такс он знал только, что они длинные, коротконогие и смешные. А вот теперь оказывается, еще и охотничьи. – Может, и такса пойдет. А на кого они охотятся? На зайца?

– На зайца? – переспросил старичок, и ушанка его удивленно хлопнула ушами. – Да ты что, мил человек! Какой заяц! Взять она его, конечно, возьмет. Только что ей заяц… Ей надо кого посерьезней.

– И кого же посерьезней? – недоверчиво буркнул дядя Коля.

– Лису надо ей, – отрезал старичок. – Это самое малое – лису. Барсука можно. Барсук зверь знаешь какой? Ого-го зверь. А такса его за шкирку – и из норы. Вот так-то. А ты только мешок подставляй…

– Не может быть!

– Кабана с ней можно взять, – продолжал старичок. – Лося. Да кого угодно можно… Собака – зверь.

– Не может быть!

Старичок прищурился.

– Ты на охоте-то был хоть раз?

– Нет, – признался дядя Коля.

– Оно и видно, – старичок потянулся к своей коробке и осторожно отогнул край одеяльца. – Ну-ка, смотри…

Дядя Коля заглянул в коробку.

Щенок был прекрасный. Черно-рыжий, с милой мордашкой и ушами-лопушками. Он был укрыт с головой и сладко спал.

– Собака – зверь! – довольно повторил старичок.

Дядя Коля осторожно погладил щенка пальцем по голове. Щенок потянулся и зевнул, не открывая глаз. А потом открыл глаза и доверчиво посмотрел на дядю Колю.

Так дядя Коля познакомился с Тюбиком.

Тюбик оказался спокойным псом. Всю дорогу он спал в своей коробке на заднем сиденье дяди Колиной «Нивы». Дома дядя Коля пристроил коробку возле своей кровати, рядом поставил две заранее припасенные мисочки – с водой и с кормом – и настелил газет. Старичок в ушанке сказал на прощанье, что Тюбик сам вылезает из коробки, когда ему надо, ест, пьет, не грызет тапочки и вообще умница. Дядя Коля решил пока поверить старичку на слово. Дядя Володя по-прежнему не отвечал на звонки, и дядя Коля поехал к нему.

Дверь дядя Володя открыл сам. Вид у него был растерянный.

– Фу ты, – вздохнул дядя Коля с облегчением. – Я уж забеспокоился. Ты чего не приехал? Трубку не берешь. Что стряслось?

– Да ерунда, – сказал дядя Володя. – Пропала моя охота. Заходи. Заходи-заходи… Вот. Полюбуйся.

Войдя в комнату, дядя Коля раскрыл рот.

В углу на коврике дрожало маленькое жалкое существо – грязно-белое, с коричневыми пятнами на боку и на морде, мокрое, на кривых ножках. При виде людей оно заскулило и забилось в самый угол, поджав хвост в виде слипшейся метелки и выпучив круглые глаза. Вокруг были разбросаны скомканные простыни, полотенца, два дяди Володиных свитера и телогрейка.

– Ох, – простонал дядя Володя. – Опять раскрылся! Вот балбес-то… Заболеешь ведь! – Он принялся укутывать существо в полотенца и свитера.

– Это кто? – спросил дядя Коля.

– Собака, – в сердцах сказал дядя Володя, накрывая спеленутого малыша телогрейкой. – Не видишь, что ли!

– Да вижу, конечно, – сказал дядя Коля. – Я имел в виду, что за порода? Это ты купил?

– Не издевайся, – сказал печальный дядя Володя. – И так тошно.

Дядя Коля шагнул было к куче тряпок, из которой жалобно смотрели два испуганных глаза. Под кучей заскулило с удвоенной силой.

– Пойдем лучше на кухню, – сказал дядя Володя. – А то он боится.

На кухне дядя Володя со стуком поставил на стол две чашки, бросил в них по чайному пакетику «Липтон» и залил полуостывшим кипятком из электрического чайника. Это было на него совсем не похоже: обычно дядя Володя чай заваривал обстоятельно: с мятой, чабрецом, лимонником и еще невесть какими травами, самолично собранными в лесах и лугах; накрывал китайский фарфоровый чайник разноцветной вязаной шапочкой, расставлял на столе бесчисленные вазочки с вареньями, медом и прочими вкусными запасами.

«Ну, – подумал дядя Коля, – плохо дело».

– Сажусь утром в машину, – говорил тем временем дядя Володя, – а он из-под переднего колеса – фырк! Грязный весь, не пойми какой. Сжался в комок и лежит перед машиной. Я сперва подумал – крыса, что ли? Сигналю, а он ни с места. Я вышел, хотел шугануть, а он – раз! – и обратно под колесо. Не давить же. Хотел его взять, а он – тяп меня за палец. С перепугу. Вырвался, завизжал, как поросенок, – и под машину. Я рукавицы надел – и за ним. Еле выковырял оттуда. Держу его в руках – а он, как увидел, что никуда не деться – заскулил, заплакал… И смотрит… глазами своими.