Номен Нескио - Горячая Луна. Средневековая драма

– Аскалон там…, – перебил его Хайри, оглядываясь назад, и, показывая противоположное направление вдоль берега, добавил.– Значит в Акру туда.

– А Иерусалим? – спросил третий француз по имени Хамнет.

Сарацин пожал плечами и ответил:

– Я не был в Иерусалиме, но полагаю, что надо идти через пески, повернувшись к морю спиной. Однако можно заблудиться.

– Бог приведёт нас, – произнёс Тибо.– В книгах писано, что первые, кто отправился в Иерусалим, пускали вперёд гуся, и он привёл их в Святой город.

Хамнет и Персиваль с удивлением взглянули на Тибо.

– А ты разве умеешь читать? – спросил Персиваль.

Тибо смутился и ответил:

– Читать не умею, но так рассказывал настоятель и причётник.

– И где мы, по-твоему, возьмём гуся? – поддержал Хамнет.– Он бы сейчас нам очень пригодился.

Повисла неловкая пауза.

– Надо идти в Акру, а там с караваном мы доберёмся до Иерусалима, – нарушил тишину Персиваль.

– А этот? – спросил Хайри, указывая на раненого, про которого, кажется, все забыли.

– На всё воля Господа…. Однако мы не можем его взять с собой…. Мы потом вернёмся….

– Мы повернём караван, – поддержал товарища Тибо.

– Никто за ним не вернётся, – перебил Хайри.– И уж тем более ради одного бродяги, никто не станет поворачивать караваны.

Глаза французов заблестели гневом.

– Очевидно, вы забыли, что ни Иерусалим, а равно как и всё побережье более не принадлежат христианам, – произнёс Хайри и для пущей убедительности, поднял с земли меч раненого паломника.– Так что можете не нащупывать под одеждами свои кинжалы и не тешить себя надеждами убить меня.

Трое пилигримов переглянулись, и брат Персиваль произнёс, разведя руки в стороны:

– Оружия у нас нет …. Поспешим, братья! Более оставаться тут невозможно. Господь испытывает нас. Мы помолимся за этого несчастного.

Отойдя на несколько ярдов, они остановились.

– Как мы пойдём? – спросил Персиваль.– Мы же не знаем дороги. Надо смириться и призвать этого сарацина в проводники, а уж после поквитаемся с ним, если вздумает нам угрожать.

– Действительно, – согласился Хамнет.– А что если он намеренно указал нам неверный путь? Я согласен с братом Персивалем. К тому же мы можем повстречать его собратьев. А вдруг они захотят нас убить? Он будет вместо переводчика, может, удастся договориться.

– Только пусть он идёт поодаль, – выдвинул условие Тибо. – Я не желаю идти рядом с иноверцем…. Как христианин не хочу!

– Какая разница, пусть идёт, где хочет, лишь бы только довёл нас до Акры, – возразил Персиваль. – Сейчас не время для разногласий…. Всё, я зову его.

Он вышел вперёд и, махнув рукой, прокричал:

– Эй ты. Мы хотим пригласить тебя следовать с нами и забудем распри.

Слова француза застали Хайри за осмотром раненого. Подхватив меч, он приблизился.

– Надо идти, – произнёс Персиваль, смерив сарацина взглядом. – На ночлег встанем, как стемнеет.

Оглянувшись, Хайри спросил:

– А его, значит, оставим тут?

– Господь позаботится о нашем брате, и мы вознесём наши молитвы за всех, кто погиб на «Баярде», – ответил Персиваль, и все трое осенили себя крёстным знамением.

– А может он уже того? – предположил Тибо.

– Заткнись!

Не произнеся ни слова в ответ, сарацин первый отправился вдоль прибрежной полосы. Французы переглянулись и, одновременно кивнув головами, последовали за Хайри.

– В животе урчит…, – прохрипел Хамнет. – Эх, я бы сейчас не отказался от глазуньи из пары десятков яиц, с десятком перепелов и голубей, начинённых паштетом и орехами. Обложить всё это сельдереем, чесноком и петрушкой и чтобы обязательно свиной окорок….

При упоминании об окороке, он взглянул на Хайри.

– А ещё, обожаю гусиную задницу и всё, что к ней прикрепляется…. Вплоть до головы…. И чтобы никаких бобов – они мне за плавание надоели. А запить можно доброй мерой….

– Ты что, всё это ел? – перебил Персиваль спутника.

– Нет, – вздохнул Хамнет, – Это я во сне видел. Как будто сижу я за столом после пасхальной службы….

– Заткни свою пасть…. Вот стемнеет, встанем на привал, там и поужинаешь…. Во сне…. Можешь в стороне расположиться, чтобы тебя не объели.

Хамнет остановился и в бессилии развёл руки. От обиды губы его задрожали, а на глазах даже выступили слёзы.

– Если не убьют, так от голода сдохнем, – в отчаянии произнёс он, протирая глаза от песка. – Будет вам тогда Иерусалим. И что такого, если мне хочется есть?

Постояв немного, он сделал глоток воды из кожаного бурдюка и, подхватив полы длинной рубахи из грубой шерсти, бросился догонять своих товарищей. Несколько минут они опять шли молча, утопая ногами в прибрежном песке.