Таня Сербиянова - Принцессы перестройки. Экстремально о девушках девяностых

– Положи, не трогай! – это я ей каждый раз.

Потому как она уже хочет натягивать красивую, новую мамкину комбинацию. А мне отчего-то жалко ее вещей и я у нее вырываю, а потом опять аккуратно на место складываю.

– У своей мамке поищи, поняла! Можешь у нее хоть что хочешь нацепить, а у моей не трогай. Не твое это, поняла!

И так каждый раз. А потом начались наши прозрения. Это когда мы стали наталкиваться на такие вещи и предметы, которые для детей вовсе не предназначались.

Тетка Саша, это ее мать, она только недавно осталась одна. С мужем развелась и поэтому в доме у Жеки мы все время искали какие-то предметы, напоминающих о мужчинах. Хоть и малы были, но уже тосковали и сами, не понимая этого, все искали их вещественные доказательства присутствия в нашей прежней жизни.

То найдем на полке его помазок для бритья, то семейные трусы. А один раз все-таки так и наткнулись. Ну, что же вы думаете, что мы не сообразили, что это оказалось? Как бы, не так! Сейчас! И вовсе не шарики это были. Мы осторожно вскрыли упаковку одного изделия, а потом все с замиранием сердца. А Жека, видимо, желая меня подразнить, распустила колечками свернутое изделие и мне говорит.

– Смотри, какой у моего папочки был! Не то, что у твоего…

Мы тогда еще поспорили с ней. Я ей все доказывала, что не может такой быть, потому что у нас женщин и места для такого нет, а она мне.

– Ты что хочешь мне говори, а вот это что, по-твоему? Не тот самый размер, скажешь?

И давай его надувать. Вот так мы и шкодили.

Иногда нам попадало за это, но потом уже совсем за нами контроль ослаб.

Времена настали такие тяжелые…

Матери наши выбивались из сил. Там, где раньше работали, там не платили, а потом вообще пришлось им уйти с работы.

Напоследок им сунули в руки какие-то бумажки, сказали, что они теперь богаты как никогда, а это ваучеры, что выдавались по случаю приватизации. А ведь никакой приватизации не было вовсе, они между собой поделили то, что вовсе не бумажками было, все более ценное, а им, кто действительно работал годами, эти бумажки выдали, как в насмехательство за много лет труда на заводе. Оскорбились они, наши мамки! Обиделись!

Вот тогда-то мы с Жекой поняли, что значит наши матери одинокие. Запили они на пару!

А что это значит для нас, детей? Это означает, что утром уже и поесть нечего, тоже в обед, а то и на целый день болтаешься с пустым животом, словно дохлый червяк и тебя с голодухи мотает из стороны в стороны. Сил не стало уже совсем. А потом еще хуже дело пошло.

Сначала сама тетка Сашка, а потом и мою мать сманила. И они куда-то на целый день стали уходить.

Мы с Жекой сидим вместе у окна и ждем их, может, что принесут в клювике мамки?

А мамки наши приходили навеселе. И не всегда вдвоем, между прочим…

Тогда нас загоняли к кому-то в квартиру, и мы уже там сидим, злимся на то, что они сами без нас веселятся, жрут и пьют, наверное, там с мужиками. Их-то они угощали, точно, так мы считали. Но, как говорится и нам кое-что перепадало.

Бывало, пораньше поутру вскочит кто-то из нас первой и тянет за собой в ту квартиру, где они в этот раз гуляли. Сами должны понимать, что на голодный желудок долго не поспишь.

Осторожно дверь откроем и на цыпочках, на кухню. Там всегда на столе что-то можно было съестное перехватить. Хотя, как правило, только и видишь, окурки, да огрызки, стаканы и пустые бутылки. Но все равно, что-то перехватывали: то кусочек недоеденной колбаски, то хлеба.

Но так продолжалось до тех пор, пока не случился с нами конфуз.

Пришли как-то раз, на кухне наводим порядок, своими лапками перебираем остатки, а в дверях смотрим, он стоит! Голый мужик! Совсем голый! И откуда он только взялся?

Я впервые таким их увидала. До этого все как-то не доводилось их голыми видеть. Хотя мы уже с Жекой пробовали подслушивать и даже подглядывать за тем, что у нас в доме происходило. Но то, что мы узнавали нас как-то, не задевало и не очень-то впечатляло, хотя забавно, конечно же было, видеть. При этом, примерно, все так происходило…

Вот мы тихонько пробрались на кухню, уж больно хотелось нам есть, и не спалось от этого. И пока тихонечко петрушим закуску вдруг слышим, как ее или моя начинает громко в комнате охать и ахать. Мы даже переглянулись.

Конечно же, мы понимали, чем они там занимались. А тут, можно сказать, случай представился все своими глазами увидеть. Жека мне.

– Я первая буду! – и толкает меня от двери.

А потом ко мне поворачивается и шепчет.