Таня Сербиянова - Принцессы перестройки. Экстремально о девушках девяностых

Мы, оказывается, потребовались для картины. Светка задумала написать очень сексуальную картину и нас на нее поместить. В смысле нарисовать. Мы для нее как натурщицы, так сказала. А Мамонт, он же нас по ее просьбе пригласил. А мы-то думали, что для секса!

Обговорили все и она, Светка даже пообещала что-то, если ее картина уйдет, как она сказала, какому-то меценату за границу, то она даст нам по сотни баксов.

– Так что не переживайте, никто вас не увидит и не опознает. Живите спокойно и занимайтесь своими делами. Только мне полдня позируйте, а там я с вами уже рассчитаюсь.

– А что мы должны? Зачем мы, почему не другие? Мало вам баб, что ли?

– Баб-то хватает, а вот таких, как вы мне не найти.

– Чем же мы такие уникальные?

– Видите ли, девочки, заказ у меня уж больно специфический. Не многие согласятся часами позировать, тем более в таких позах.

– А чем вам другие не угодили? Вы хоть попробовали с ними?

– Пробовала, да не получилось. А с вами, я думаю, все прекрасно получится. Давайте, записывайте адрес и телефон, завтра созвонимся. Жду вас к десяти, устроит?

По дороге домой мы с Жекой все обсуждаем ее предложение.

– Да, сто баксов – это деньги! – мечтательно говорит Женька. – Да я вот что думаю, их ведь надо еще заработать. Интересно, что она нам такое предложит, что оно стоит не меньше чем сто баксов?

– Наверное, с ней переспать?

– Ну, ты даешь! Ты хоть знаешь, как надо так с женщиной переспать, чтобы баба тебе сто баксов швырнула под ноги? Это только с мужиками так, только им такие бабки отваливают, но, то ведь за их неустанную работу над нами со своим…

– Это почему же только у них, я например…

– Да, помолчи ты уже, знаток бабских утех!

Я услышала и даже обиделась, мне ее замечание сильно задело за живое.

– Тебе что? Все что я с тобой делаю, не нравится, неинтересно, я что, неумелая, не…

– Ну, началось! Еще нюни распусти. И потом, слушать надо ушами, а не эмоции свои и настроения мне показывать! Поняла ты, полюбовница моя непутевая…

– Так все-таки я твоя?

– Да моя, моя! Куда мне от тебя деться?

– А может, ты жалеешь, что не с той, не с художницей?

– Может и пожалею…

– Не может, а точно! Я же все видела, как ты рот раззявила и только на нее и пялилась весь вечер.

– А что? Баба она подходящая и я, знаешь, что думаю, что у таких, у них совсем все по- другому, чем у нас.

– Как это? Они что же не женщины, что ли, или мы не женщины?

– Конечно, мы, не они! Мы по сравнению с ними еще девочки.

– Ну, вроде бы так, но ведь у нас с тобой тоже уже волосики и пирожок, словно только испечен, как сдобная булочка.

– Вот именно так! У нас все еще пирожок, а у них…

– Жека! Ты пугаешь и обижаешь меня, когда так говоришь! Все, я с тобой больше не разговариваю. Тебе моя не нравится, ей видите —ли пирожок мой уже не устраивает, ей подавай… Кстати, что ты такое в ней усмотрела?

– А, тебе не понять. К тому же ты ведь решила со мной не разговаривать.

– Ну, Женечка, я посутила, посутила, я же ведь еще маленькая, как ты сказала и у меня еще маленькая ладушка там! Так?

– Да так, так!

– Тогда поясни мне по-человечески, что не так во мне? Чем я не подхожу тебе?

Жека молчит и только смотрит в окно. А наш трамвай, неторопливо плетется и дергается на стрелках, как бы сам располагает к откровенному разговору. В салоне немного людей, поздно, потому мы спокойно сели сзади и беседуем. Ведь ехать нам предстоит еще целых полчаса. Почему бы не поболтать по душам? Тем более с кем? С моей ненаглядной…

Женька молчит и это меня начинает пугать, а потом раздражать… Думаю, что она такое замыслила. Неужели ей меня мало? Что ее во мне не устраивает? Повернулась к ней, разглядываю ее лицо.

Боже, как оно мне нравится, к тому же оно ведь родное и оно мое! Да разве только ее лицо, а вся она… Как вспомнила, так меня словно горячей водой и там, где сжимались, слегка напряженные ноги, оттуда по мне поползла знакомая до боли и до ума помрачения теплая и приятная тяжесть…

Дуреха! Ох, как я хочу тебя! Так бы и заорала! И если не ее настроение я бы ее, да прямо тут в трамвае зацеловала, затискала…

Внезапно Женька прерывает мои мечтания:

– Ты спрашивала, что я углядела в них?

– А я что, такое спрашивала, разве?

Но молчу, напряглась вся, так как она опять что такое-то противное скажет обо мне. Так подумала.

– Это такое, что связано с возрастом и с нашим внутренним миром, – начинает о чем -то заумном.

Во, дает! Думаю, а сама ей с издевкой.