Иван Чернокнижный - Последний черновик

Мой солдат-убийца быстро обезглавил естество, которое я создавал долгие годы, все издательства, которые могли меня печатать, отказались. «Молниеносно, – ухмыльнулся я, – даже очень быстро, – проговорил несколько раз: – Очень, очень быстро…»

Я люблю закрываться в каком-нибудь большом парке, на газоне, наблюдать за людьми и писать. Она сидела на лавчонке возле пруда, в деревянных «рэй-бенах», коротких шортах, в полупрозрачной майке розового цвета, с торчащими умопомрачительными, еле видными из-под майки сосками, и просто загорала, я ещё тогда думал: а почему это я не могу уже добрых полтора часа ничего придумать? Потому что я пялился на неё, сверлил взглядом, таращился, пускал слюни, не отводил взгляда, а она просто загорала с опрокинутой назад головой, ох уж эти сладкие 18+, блондинка, худая, стройная, она томно открывала бутылку с водой и пила, а капли стекали по груди третьего размера, как я узнал в дальнейшем. Я не мог писать из-за неё, она отвлекала не только меня, но и весь парк, мамашки, прогуливающиеся с дюжиной детей, ненавидели её, искренне ненавидели. Таращились все: велосипедисты, скейтеры, качки, папашки с детьми, дети с папашками, но шанс был только у меня, я знал, что в ближайших километрах пяти ни оного писаки, только я, она и мой словарный запас.

Я подошёл, сел на лавку и начал читать с ноутбука ей о ней, о том, как она пьёт и опрокидывает голову назад, о её сосках тоже, для меня 15 лет назад это была норма, ну, как и сейчас, впрочем, я просто громко начал читать – и всё, я увидел, как натягивается эта сумасшедшая и сексуальная улыбка на лице, она повернула голову в мою сторону и левой рукой медленно стянула очки на переносицу, я сделал очень грустное лицо, у меня для неё ещё было кое-что подготовлено. «Мне понравилось, а почему такое грустное лицо?» – её голос был похож на… Как сказать, ей было 18, но голос сформированной сучки, её голос был похож на голос сучки, тоже томный, как и она вся. Я ответил, что я писатель, у меня творческий кризис, депрессионное состояние, морально подавленное, и мой психиатр порекомендовал обнимания, ласковые, нежные обнимания, мы громко расхохотались и уже через несколько минут разговаривали обо всём, она сняла маску с лица и оказалась вполне ничего, почему вполне ничего – потому что потом она оказалась вообще супер. Я вспоминал это и улыбался, и как раньше у меня это получалось без тачки, крутой хаты и, главное, без денег. Просто разговор, немного смеха, и я никогда не скрывал, что мне нужно, я всегда говорил правду в лицо, смотрел в глаза и говорил, как я безумно хотел их тела, ласки, руки, красные платья, красные ногти на спине… Наверно, потому что я никогда не строил из себя чего-то большего, чем представляю на самом деле, наверно, я выбрал правильный путь, свой правильный путь. Чёрт, ага, правильный, только у меня его хотят купить и спиздить…

Я вышел из коридора, не сказав ни слова, вслед Бэн крикнул: «Рич, они сказали, у тебя есть неделя на раздумья», – в его словах было и сожаление, и какой-то маразм – тогда мне казалось, что они и его купили, а что ему делать, он обычный редактор, просто клерк, да, он мой фанат, но когда дело стоит о деньгах и работе, я думаю. А-а-а-а, чёрт, плевать, не будут печать – найду другое издательство, пусть не такое крупное, я даже не заметил, как оказался около машины, мысли стёрли весь путь до парковки. Раздался телефонный звонок с неизвестного номера. Женский тонкий, но стервозный голосок, который протяжно произнёс моё имя: «Ричи-и-и-и». – «Да, я слушаю». – «Это Елена, я хотела бы с тобой встретиться». – «Зачем? Мне всё уже объяснил Бэн». – «Послушай, он мог тебе неправильно объяснить, а ты мог неправильно понять, давай прямо сегодня». – «Хорошо, где?» – «Давай в твоём любимом месте, про которое ты часто пишешь, в такое время, я думаю, там мало народа, я бы могла тебе всё внятно объяснить, а потом…» Я перебил: «Не продолжай, я знаю, что потом, через час буду там». – «Отлично», – произнесла Елена, она, скорее всего, знала, что я не откажу и встречусь с ней, я вспомнил её, облачённую во всё красное, когда ко мне подходили за каракулями на сборнике стихов, она единственная поцеловала меня в щёку и незаметно лизнула языком, когда отводила губы. Я тогда ещё хотел её тело, но был с Люси, поэтому пришлось проглотить слюну и радоваться мероприятию. Елена стройна, её чёрный цвет волос как нефть, она, как древняя богиня, всегда ходит полуобнажённая, с пронзительным взглядом, наигранно глупым выражением лица, а её третий размер груди даёт ей преимущество в деловых беседах и полуголый вид заставляет соглашаться со всем, что она тебе предлагает. Я видел её всего один раз, но на тот момент мнение у меня о ней было именно такое. Буквально через 30 минут я уже сидел за своим любимым столиком в любимом кресле. Первые минут 30 мы оба улыбались, на напряжённой волне был только я, я понимал весь абсурд ситуации, понимал, что меня не может заставить никто и ничто подписаться под этим. «Послушай, Ричи», – томно, не отрывая взгляда, не отводя в сторону, в упор, выстрелами издалека, и врукопашную, боковыми и бросками, ласково и неистово ядовито. «Елена», – я порхал, как Али, не чувствуя напряга, ныряя прямо под удары, напористо, как Тайсон, резко, как Рой Джонс, она нападала – я парировал. Мы так бодались примерно часа полтора, мне это всё порядком надоело, и я сказал: «Стоп. Елена, я не хочу обсуждать этот бред и слушать это всё».