Елена Касаткина - Змея подколодная

– А школа?

– Хватит с тебя школы.

– А Фроська?

– Фроське есть чем заняться, сливу надо ободрать, слив нынче уродило… и на повидло хватит и на продажу будет. Да и груша такая, что ветки скоро обломятся.

– Вот и правильно, Малаша. Чо ей без толку по деревьям лазить, пусть уж с толком. Здоровая дылда вымахала, вот и подмога тебе. А обед?.. Да чёрт с ним! Чай попьём… как ты любишь. С баранками.

– Мне бы, Харитош, печь новую. Не сдюжит печка повидло. Долго варить его.

– А давай я тебе костёр во дворе разведу, каменьями обложу, лучше всякой печки будет. Таз на каменья поставим, и пусть себе бухтит хоть цельный день.

Улыбается Малаша, сколько лет прошло, а помнит обещание Харитон, заботится и любит до сих пор.

– Хорошо… На костре это хорошо. Ты мне ещё палку побольше заточи, в форме ложки, чтоб мешать повидло.

– Я тебе, Малаша, такую ложку из дерева выточу, яки весло, чтоб не гнуться тебе над тазом.

– Спасибо, – Маланья опёрла ладони о колени, тяжело приподнялась. – Только печку мне на будущий год сложи.

– Сложу, Малаша, обязательно сложу.

***

Лукерья Степановна вальяжно развалилась в кресле. Прошёл день – вот и славно. Уж как любила она эти праздники, да видимо возраст такой, покоя хочется. Бабий век короток.

Пятьдесят. Пятьдесят полновесных лет. Большая часть жизни прожита. А её бабья жизнь уже перешла в область легенд и преданий. Но она ещё чувствует себя живой. Есть ещё свои радости и удовольствия, хотя ощущение такое, будто едет на старой, убитой кляче, а мимо проносятся удалые кобылицы. Ну да ладно, отпраздновали и буде.

Лукерья Степановна поправила кружевной воротник и поднялась. Надо бы проверить, как там дела на кухне. За прислугой глаз да глаз нужен, а то чего-нибудь обязательно разобьют, как в прошлый раз. Посуда у Лукерьи дорогая, фарфоровая. Спасибо муженьку покойному, умел деньги делать. А то, что состояние своё не трудом заработал, а в карты выиграл, то это тоже, знаете ли, уметь надо. Удача, она ведь достойного выбирает.

Толстый зад отрывается от мягкого сиденья и обтянутые шёлком рулоны жира перемещаются в столовую.

Просторная светлая комната вместила в себя около тридцати человек. Но сейчас она пуста. Последнего гостя толстого хорька Никанора Силантьевича, уверенного, что вдовушке одной без мужика тоскливо, пришлось почти пинками выпроваживать. За последнюю пару-тройку лет повидала Лукерья таких ухажёров, падких не до её увядшей красы, а до добра немалого. Голодрань, хоть и пыжатся. Из кожи вон лезут, чтоб подать себя как состоятельных людишек, а на деле, тьфу, гроша ломаного за душой нема.

Уж час как гости разошлись, а стол так и не убран. Девка, что в прислужницы нанята, сидит на том самом месте, где часом ранее восседала сама Лукерья и доедает из вазы мороженое. Увлечённо ест, с аппетитом. И всё ей нипочем, и что стол не убран, и что хозяйка рядом на неё глядит смурным взглядом.

– Эй, девка, как тебя? – напрягает связки Лукерья, но сил злиться нет. Хочется поскорее расстелить постель и провалиться в пуховую перину сна.

– Ульяна, – облизывая ложку, отвечает девка. Ни страха в ней, ни наглости.

– Вкусное мороженое? – Лукерья опускает на стул бесформенное тело. Сиденье, поглощенное необъятных размеров задом, недовольно пискнуло и затихло.

– Очень, – шамкает Уля. – Особенно это, клубничное.

Нежный шарик мороженого в вазе давно превратился в розовую лужицу. Уля вычерпывает его со дна ложкой.

– Да. Клава знатная стряпуха. Только слепа стала. На днях соль с сахаром перепутала, пришлось целую кастрюлю компота вылить. Не дело это. Потравит ещё.

Ульяна облизала ложку и принялась собирать со стола тарелки.

– Уволю. А тебя на её место.

Подхватив поднос, Уля направилась в кухню.

– Сама справишься? – крикнула в спину Лукерья.

– А чего не справиться-то? – обернулась Уля. – Ужо месяц, как на кухне рядом с ней толкусь.

– Значит, выучилась у неё стряпне?

– Дело нехитрое. – Уля слегка подбросила в руке поднос, загромыхав посудой. – А мороженое я сама взбивала.

– Вот и отлично.

Вот и осень. Обычно ещё тёплый сентябрь в этот год нахмурился и задождил с первого числа. Через неделю дожди закончились, но пришли ночные холода.

В воздухе +3, в воде +15. Над рекой густится туман. Тяжёлые пары тёплой воды каплями нависают над водной гладью Днестра. Прохор скинул кальсоны и с разбегу прыгнул в сгусток тумана, с головой нырнул в коричневую муть прибрежной воды, поплыл. Хорошо! Бодрит!