Наталья Белоненко - Долгий путь, или Хрупкие люди

Потом она корила себя за сентиментальность, и ходила за дочерью с напоминаниями и необходимости здорового критического мышления.

Потом Брисс вновь собиралась с мыслями в панорамном формате, напоминала себе, что дочь во всем разберется сама, и ей попросту нужно предоставить на это право. Успокоившись и собравшись, она украдкой, почти случайно заглядывала в соцсети, выключив всякие эмоции и отклики, и видела там обрюзгшего щетинистого дядьку с холодным голубым взглядом, провалившимся куда-то вглубь лица. Ни фирменного циничного прищура, ни улыбки котенка, ни выразительного «пиратского» лица с красивым контуром подбородка, ни брезгливых гримас, на которых он тогда вырос до кумира девочек. Теперь этот в меру молодящийся человек компактного сложения почти ничем не напоминал того. О котором она потом раздавала интервью телевидению, просто потому, что о нем все еще хотелось говорить, выдавая это за высокие Миссии, или даже выставляя это мелочной местью, приумноженной на масштабы. Там, лет 15 назад, она упоительно рассказывала о созависимости, о том, как «подсела» на человека как на драгс, и как употребляла супружеский секс словно обезбаливающее без рецепта. Как он изменял ей со всеми, кого видел вокруг, кидался на все что движется, и даже просил ее подождать за дверью, когда она застукивала его с очередной фанаткой наедине… негласно оправдывая себя тем, что он – всеобщее достояние, и на данной позиции у него нет права отказывать «страждущим». На самом же деле он попросту не умел и не хотел отказывать себе. Ни в чем. Вечный мальчик, который привык играться в игрушки. Людьми. Симпатичный, который выдавал свою юность за универсальное оправдание. Всего. Без разбору.

Да, у них теперь не было ничего общего. У того и этого. И у обоих – с нею. Ничего. Кроме того, что они хранили одну с ней память.

Впрочем и это утверждение – весьма амбициозно. После стольких-то лет…Даже в этом она не могла быть теперь уверена. Несмотря на щепетильные точечные упоминания дочери. Которая теперь часто говорит с ним по душам, оставаясь у него ночевать. И оправдывает его жалобы на жизнь – тем, что ему не с кем теперь особо поговорить.

Йещщщо бы, разогнал всех друзей! А теперь ссылается на то, что от него всем нужны были только деньги. Предпочитая не вспоминать про то, какой у него был характер…

Все это проносилось у нее фоном долгие годы, и давно уж остыло, превратившись в потрепанный сборник мифов и легенд собственной биографии… Она даже видела его с дочерью живьем, и всегда уходила от необходимости здороваться.

Себе дороже… Хотя тут ему, пожалуй, было что возразить на это в сухих ностальгических цифрах винтажного антикварного развода.

С идеей позвонить дочери, и легкой теплотой в душе от мысли, какая та все-таки получилась умница, она рассеянно выглянула в окно. Через дорогу была прогулочная зона: газон, крепкие взрослые деревца. Пространство покоя.

Под дубом, что сразу под ее окном, оперев на толстый ствол свой велосипед, прям на газоне сидел человек. С книгой.

Она мгновенно узнала этот профиль. Его не спрятать даже под запущенной небритостью. Она даже попробовала стряхнуть с себя мираж.

С книгой??

Велосипед???

?????тут…

Мистика!

Она вновь попристальней всмотрелась в даль…

Когда-то он искал в ней просто легкого веселого друга – именно так он понимал их брак. А она его – боготворила. Он считал, что лимит его дозволенностей – бесконечен, и она невольно подпитывала в нем это убеждение, называя это любовью и преданностью. Они оба были больны. Обманчивой болезнью.

Тейн удалось выудить его на группы поддержки. Тейн уверяет, что он не употребляет уже больше 3х с половиной лет, она с его позволения и благословения присматривает за ним посредством его анализов и расходов. Она заверяет, что он все меньше отрицает собственную роль в собственных провалах, и все менее злобно упоминает прежних друзей, с которыми вместе когда-то достигал успеха, и которыми теперь он якобы бессовестно покинут.

Но велосипед? И книжка?

А венок из ромашек, нет? Незабудки в петлице? Ххах если и появятся, то только с соседской клумбы – не иначе.

А ведь когда-то ей это все так нравилось.

Болезнь. Она – такая.

Нет, она и не подумает. Она давно, и снова задушила в себе побуждение…

…предложить ему чаю или лимонада. Даже если никто и не узнает. Или пригласить зайти. На минутку. Спросить как дела. Угостить печеньем.

Нет. Она в завязке столько лет.