Игорь Бабаян - Поднявший меч на гранфаллон. Студенческая повесть

– Если вы мне скажете где этот узун- ахмах (длинный дурак – тюрк.) прячется, я сварю, – предложил сделку Саркис.

– Как только узнаем, Сако-джан, сразу скажем, – заверил Цукер, оживляясь от пьянящей перспективы. – Хеч чи мтацес («Даже и не думай об этом»). Сколько там, казначей-джан, общих денег осталось?

– Есть пока, – был немногословен Саркис, он же – держатель гранфаллонского общака (перед началом практики друзья внесли в гранфаллонский фонд взносы в размере месячной стипендии – по 40 рублей).

– Тогда давай червонец, пожалуйста, керосинку покупать будем, – почти как в «Джентльменах удачи» изрек Цукер. -В общем, ахпер (брат), мы, втроем, за пивом, а ты – за своей «горохой».

Касательно пива нужно заметить, что Цукер обычно весьма придирчиво относился к качеству любимого напитка, особенно, если его (Цукера) не угощали и приходилось тратить свои кровные из стипендии. Если же его угощали, он бывал менее взыскателен.

В список золотых легенд гранфаллона вошла история о том, как Цукер пари на пиво в «Копейке» выиграл.

Однажды холодным зимним вечером Валера, Виктор и Саркис прогуливались в центре города, возле кинотеатра «Москва». Думали сходить в кино на фильм про любовь в одной из братских стран социалистического лагеря.

– А вдруг будет г…? – озаботился Саркис.

Следует заметить, что он, как правило, крайне негативно относился к романтическим лентам. Виктор в связи с этим нередко вспоминал как ему как-то раз удалось таки затащить борца- классика на дневной сеанс вместо универского спецкурса по технике перевода. Кино, увы, было про любовь. Молодой человек большую часть экранного времени тщетно пытался добиться обладания неприступной красавицей. Саркис, почти весь сеанс просидевший, не издав ни звука, немного оживился лишь ближе к финалу, когда красавица внезапно, причем внезапно не только для своего Ромео, но и для зрителей, сменила вдруг гнев на милость и позволила тому проявить свою страсть в полной мере.

Следует заметить, что в наиболее волнующий момент камера не менее внезапно стыдливо отвернулась, предоставив зрителям уникальную возможность додумать детали любовной сцены.

– Кажется, у нее, наконец, … встала, – флегматично оценил happy- end борец классик…

Исходя из вышеизложенного, нетрудно догадаться какое облегчение Саркис испытал, когда неподалеку от билетных касс гранфаллонцы вдруг встретили Боба.

Встретить Боба, а они с Цукером дружили, если только их небескорыстные (Боб также не отличался чрезмерной щедростью) отношения можно было охарактеризовать столь высоким словом, было равносильно приговору судьбы.

Дело в том, что преферансист и интеллектуал, одолевший (это в советское-то время, когда Ницше клеймили едва ли не как Гитлера, и ознакомиться с трудами классика философии можно было разве что в публичной библиотеке, с особого разрешения начальства!) одно из эпохальных произведений старины Фридриха, а также студент- старшекурсник медицинского института, Боб окончательно и бесповоротно пришел к малоутешительному выводу о том, что мир являет собой богатейшее собрание скверны. Из сказанного, вероятно, ясно, что данный студент по праву в своем кругу считался апологетом портвейна, а также иных недорогих алкогольных напитков, всемерно способствующих умиротворению мятущейся души и, кроме того, приведению ее (души) в состояние временного консенсуса с немилосердной социалистической явью.

Нужно заметить, что будучи подшофе, Боб по обыкновению принимался цитировать Ярослава Гашека, иные произведения коего знал, как говаривали в старые добрые времена, близко к тексту. Ну, а любимой была следующая фраза от незабвенного Йозефа Швейка: « … Как-то раз я за одну ночь побывал в двадцати восьми местах, но, к чести моей будет сказано, нигде больше трех кружек (пива – авт.) не пил».

Портрет Боба, пожалуй, остался бы неоконченным, если бы мы забыли добавить еще несколько мазков. В частности, нужно заметить, что Боб, увы, не избежал трагической участи быть битым лучшим футболистом гранфаллона. Он, Боб, пострадал от крайне неудачной попытки поухаживать за одной из студенток меда, оказавшейся (поистине мир тесен!) одним из предметов обожания Арега.

Большой оценивал конфликт традиционно, почти как в фильме «Мимино»: « У Арешки к Бобу такой стойкий антипатий, что когда энтому Бобу видит, кушать не может“. Сам же Арег, свидетельствуя о своих непростых отношениях с Бобом и опасаясь упреков в необъективности, обычно бывал краток и весьма дипломатичен: -Вордех брнумэм кацовэм талис („Где вижу, там и бью…»)…