Иван Рубинштейн - Восхождение

– Хочу!

И папа присел возле меня, мотнул головой и сказал простые, но страшные для меня в эту минуту слова:

– Сейчас не получится. В другой раз.

Но я сделал то, чего не делал никогда до этого и чего никогда не сделаю впоследствии. Я топнул ногой и повысил голос:

– Хочу!

Отец стиснул мое предплечье так, что у меня остались синяки.

– Иван! Сейчас я не могу себе этого позволить!

– Подожди, – услышал я голос мамы. – У меня есть.

Мама достала из сумочки кошелек и заплатила за этот мяч. Купила его, как оказалось, на последние деньги. И, глядя, как она пересчитывает купюры, отец как-то странно зарычал и вдруг шлепнул меня по мягкому месту широкой ладонью. Впервые в жизни. Я не заплакал. Сначала удивился, а потом увидел лицо отца, который сначала побледнел от ярости, а потом скривился от боли. Ему было очень больно. Куда больнее, чем мне.

Вспоминая собственное детство, мы не просто перебираем в голове события и впечатления, не только переживаем заново самые яркие моменты пройденного пути. Мы оглядываемся на произошедшее с нами, переосмысливая то, через что нам пришлось пройти. Так наши воспоминания становятся неотделимыми от нашего настоящего. Глядя из своего нынешнего дня, я понял, что в то время, когда я ходил в начальные классы поселковой школы, моя жизнь разделилась на две части. Одной из них стала школа, другой – дом.

Я полюбил школу, но и наш дом оставался уютным и обожаемым мною. Отец иногда чертыхался, что следовало наплевать на моду и построить одноэтажный дом, чтобы не нужно было подниматься и спускаться по лестнице по несколько раз на дню, тем более что участок позволял, а я легко взлетал на свой полутретий этаж, где находилось мое гнездо в оголовке домовой башенки, и без этой лестницы себя не мыслил. Но постепенно все менялось. В школе все было светло, а в доме как будто становилось темнее с каждым днем.

В школе у меня были уроки, друзья, перемены с играми и беготней и, конечно, любимый футбол. Дома – выполнение домашних заданий, мультики по телевизору и напряженное лицо мамы, на котором я все чаще замечал следы слез. Впрочем, напряжение не оставляло наш дом даже тогда, когда матери в родных стенах не оказывалось и мне приходилось сначала ковыряться ключом в замочной скважине калитки, потом в дверях самого дома, а затем разогревать приготовленный мамой с вечера нехитрый ужин.

Напряжение как будто висело в воздухе, проявляя себя в некотором беспорядке в комнатах, в отсутствии привычных «вкусностей» в холодильнике, в неаккуратно задернутых шторах. Вся моя жизнь дома стала казаться мне слегка небрежной, ненадежной, утомительной. Я словно пропитывался этим ощущением. Хоть мама и старалась, чтобы для меня ничего не менялось. Оставив заботу о домашнем уюте, она вышла на работу и стала уходить по утрам вместе со мной. Она провожала меня, мы преодолевали половину пути до школы, а потом мама оставалась на автобусной остановке. Вечером она возвращалась, порой привозя с собой пухлые папки-скоросшиватели. Как она сама говорила, «пришла пора вспоминать свое бухгалтерское прошлое».

В школе у меня все было в порядке: я без особых усилий стал одним из первых учеников в классе, наверное, потому что пришел учиться, уже умея и читать, и считать. Наша классная руководительница, правда, сразу заметила, что мне становится скучно на уроках, и, спасибо ей, не дала превратиться в лодыря – всякий раз подсовывала или какие-то упражнения потрудней, или примеры из задачника для старших классов.

Вот только с английским у меня поначалу не очень складывалось. И не потому, что не было способностей к языкам. Просто язык, как не раз повторяла мне англичанка, не тот предмет, где можно ухватить что-то с налета. Без постоянных и упорных занятий ничего не получится. Она даже предложила нанять репетитора, если мне не хватает «внутренней дисциплины». Мама поддерживать разговор о репетиторе отказалась сразу. Сказала как отрезала: «Ты еще не в последних классах, чтобы мы тебе нанимали репетиторов. Да и нет у нас сейчас такой возможности. Придется стараться самому». А я все никак не мог понять, о какой такой внутренней дисциплине идет речь, если в футболе у меня ее столько, сколько надо? Мало того, что я три раза в неделю оставался на занятия в футбольной секции, где развивал и выносливость, и умение обращаться с мячом, так я по настоянию тренера начал делать по утрам зарядку, а когда выпал снег, встал на лыжи. Жаль только, что мяч гонять на снегу в одиночку было скучно. Ребята увлекались хоккеем – во дворе школы залили хоккейную коробку, но меня почему-то этот вид спорта не привлекал. Впрочем, мне хватало и футбола в школьном зале.