Над всем этим средиземноморским великолепием статуэткой возвышался бронзовый Дионис. Хозяин погреба так и не вспомнил, чьей кисти принадлежит это изображение. О картинах говорят, что они принадлежат кисти художника. О романах, что они принадлежат перу. А как говорят о скульптурах и статуэтках? Долоту? Руке? Отливочной форме? Надо будет глянуть на соответствующих ресурсах. Бог виноделия застыл с амфорой у левой ноги и с кубком вина в правой руке. Под левой рукой Дионис держал переполненный всякой снедью рог изобилия.
Одесную от бога, склоненные горлышками в почтительном приветствии своего властелина, располагались вина белые. Лежали они восьмью рядами. Некогда были предприняты попытки раскладывать их по странам, но нынче на полках воцарился хаос, здоровый упорядоченный хаос. Дело в том, что белые вина проще было различать не по региону произрастания, а по сорту винограда, из которого было рождено вино. И только он сам, хозяин погреба, мог быстро и практически безошибочно отыскать нужную бутылку.
Были здесь в большом количестве деликатные, с легкой яблочной кислинкой шардоне, соломенные, солнечные. С этими винами, как и с любыми другими, были связаны забавные воспоминания, солнечно-устричные.
Как-то солнечным весенним днем (он сам у себя попросил прощения за избитые эпитеты) он расположился на открытой веранде приятного известного, но не многолюдного ресторана. С бутылкой из Шассань-Монраше и сетом устриц на льду. Он хотел провести час (ровно столько нужно, чтобы выпить бутылку белого с устрицами, не торопясь) в праздном настроении, разглядывая прохожих, как некогда поэты из окон отелей разглядывали улицы чужих городов, как, например, Есенин из окон «Англетера» в Санкт-Петербурге или Маяковский из окон «России» в Ялте, чтобы собрать образы, напитаться жизнью и вином.
Это был его родной курортный город. И разве может импозантный мужчина долго просидеть в одиночестве на веранде ресторана? Всегда найдется та, кто мечтает стать Маргаритой для своего Мастера.
– Вы не находите мой наряд нелепым? – раздался женский голос в той близости, которую принято называть нетактичной.
Он обернулся. Милая, смущенная девушка с огромными глазами была одета безукоризненно. Ничего пошлого, ничего лишнего, ничего аляповатого. Он даже обманулся в первые секунды. Он был готов обмануться. Но уже через секунду распознал охотницу. Жаль. Мы все обманываться рады. Хотя шанс он ей дал. Официант принес второй прибор, второй бокал…
Этот разговор, склеенный из попыток произвести впечатление, из игры и фальши вспоминать не хотелось. Сколько еще было таких разговоров? Сколько охотниц? Сколько напрасно потраченного времени? Интересно, если бы он тогда сказал, что находит наряд охотницы нелепым, скинула бы она его, как некогда Маргарита отринула желтые хризантемы, что не понравились Мастеру? Он перешел к другой полке.
Здесь были королевские кортезе, превращенные в гави умелыми руками виноделов, – насыщенные, густые, яркие и беспринципные. Королевские, потому что кортезе называют «Белым королем Пьемонта».
Впервые он попробовал «Гави ди гави» на какой-то элитной дегустации для знатоков. Тогда это вино впервые назвали при нем королем белых вин. Он мог бы поспорить, но не стал. Вино действительно было с характером. Даже само это словосочетание «король белых вин» взял на вооружение и потом неоднократно использовал, презентуя это вино к столу.
А еще он помнил, как очередная молоденькая «умница», которая уже заочно, безосновательно и самолично присвоила все права на мужчину, в гневе, что ее фантазии оказались только ее фантазиями, выкрикнула:
– Может, это вино и король, но ты – пастух! – и развернулась в надежде, что ее остановят.
Конечно, никто ее не остановил. Как много их, что умозрительно выстраивают целый семейный дом, а потом с удивлением обнаруживают, что все это – иллюзия. «Все это матрица, как фильме „Матрица“», – так, кажется, поет Елисаров. Девушки часто ищут королей в уже готовых королевствах. А может, стоит найти обычного пастуха, совместно выстроить королевство и уже затем, склонив голову, торжественно возвести своего короля на трон?
На следующей полке жили настоящие немцы – рислинги, гордящиеся своей кислотой, любящие холод и высокие бутылки. Он редко заглядывал на эту полку. Как-то угостил друга, вот здесь же, в погребе, за вот этим маленьким столиком под картиной из Тбилиси. Сидели на этих неудобных стульчиках.
Читать дальше