Людмила Толмачева - Двое на фоне заката

Настин профиль всегда напоминал ему лицо молодой гречанки с древней камеи – высокие скулы, прямой носик, округлый, слегка выдвинутый вперед подбородок.

– Просто не хочется говорить, – не сразу отозвалась она. – Целую вечность вот так бы ехала и молчала.

– Что ж. Помолчим.

Вскоре они входили в подъезд старого, довоенной постройки дома, где жила Анастасия. Квартира на четвертом этаже, с высокими потолками, потемневшим дубовым паркетом и небольшим по нынешним временам балконом, досталась Насте по завещанию, от Тамары Важениной, известной в прошлом актрисы театра и кино.

– Я в душ, а ты поставь чай, ладно? – скидывая туфли и на ходу расстегивая кофточку, попросила Настя и скрылась за дверью ванной.

Сергей все еще возился с сервировкой стола, когда она появилась на пороге кухни, посвежевшая, с распущенными по плечам влажными волосами, в белом шелковом халатике, подчеркивающем стройную гибкость тела.

– Зитцен зи битте, фройляйн, – игриво произнес Сергей, выдвигая стул и смахивая полотенцем невидимые пылинки.

– Данке шён, – в тон ему ответила Настя и грациозно устроилась на стул.

Сергей не удержался – наклонился и чмокнул ее в щеку возле самого уха.

– Ой, так и оглохнуть можно! – засмеялась она грудным смехом, запрокинув голову и глядя на него снизу вверх.

Он начал целовать ее маленький смеющийся рот, а она, обхватив его шею поднятыми кверху руками и лаская прикосновениями тонких пальцев, длила и длила поцелуй.

* * *

Утомленная, Настя лежала на кровати, разметав по подушке свои чудесные волосы. Сергей то нежно проводил по ним ладонью, то осторожно перебирал пряди. В полумраке ее обнаженное тело, повернутое набок, лицом к Сергею, выделялось четким контуром, напоминающем виолончель. Ему вдруг захотелось нарисовать ее.

– Только не шевелись, – вполголоса предупредил он, – я буду рисовать тебя.

– Как это? – сонно спросила она.

– Условно.

– Досрочно?

– Ваш тюремный юмор, мадемуазель, просто убивает во мне художника.

– Извините, маэстро. Рисуйте же скорей, а то я засыпаю.

Он, едва касаясь, медленно провел пальцами по Настиному телу, как бы обводя его абрис от макушки до пяток, одной плавной линией, не пропустив ни малейшего спада или подъема. Наградой от «натурщицы» были крепкие объятья и поцелуй.

* * *

Позднее утро разбудило их яркими солнечными лучами, превращенными тюлевым узором в сложную мозаику, занявшую часть стены, пола и кровати. Настя встала, потянулась, а потом подошла к окну. Оглянувшись на Сергея, который оставался в постели и явно любовался ею, поинтересовалась:

– И где мой «кофе в постель»?

– Но ты уже встала. Эффект сюрприза утрачен, – с невинной улыбкой ответил он.

– Когда ты поймешь, женщине не сюрпризы нужны, а внимание?

Сергей сбросил одеяло, вскочил, начал поспешно одеваться:

– Все! Я на кухню, а ты живо в постель! Сейчас я окружу тебя таким вниманием, что на небе удивятся!

– Ладно. Оставим небожителей в покое. Пошли лучше в душ, – смилостивилась Настя. – Но ваши горячие намерения не пропадут втуне.

Вскоре они сидели на кухне и пили кофе. Настя, заботливо подливая в его чашку сливки, делилась впечатлениями от вчерашнего спектакля:

– А во втором акте Левочкин решил меня «расколоть»…

– Левочкин? И чего вдруг старый козел решил порезвиться?

– Не знаю. Я не первая в его списке.

– И что? Получилось?

– Еще как! У меня истерика началась. Прикинь, мне по роли рыдать надо, а я от смеха корчусь. Пришлось выкручиваться.

– И чем он насмешил тебя, бедную? – ревниво спросил Сергей.

– В принципе, элементарно.

– Ну не палец же он тебе показал? А может… – он вдруг наклонил голову, посмотрел на себя где-то в районе пояса и метнул на Настю лукавый взгляд, – что-нибудь подобное пальцу?

– Что?! – фыркнула Настя и рассмеялась. – Балашов, прекрати! Я сейчас подавлюсь.

– Нет? Не то? А что он еще-то мог показать?

– Ну, хватит, Сережка! Ничего он не показывал. У него в реплике есть фраза: «Не волнуйтесь, мы вас подстрахуем», и слово «подстрахуем» он разделил на две части, произнося первую часть громко, а вторую потише, но почти мне на ухо. Зрители этого не заметили, а я поплыла.

– Ну вот видишь? Я угадал гвоздь раскола. Только в молодости Левочкин его, должно быть, показывал, а сейчас в устной форме… Возраст!

Настя поставила чашки в мойку, включила воду, но тут же взволнованно оглянулась на Сергея:

– Ой! Сережа, сегодня какое число?