Фирдауса Хазипова - Чертополох в сверкании дождей. Книга 2 - 70-е годы

Тогда в поле на Кандры-Куле Сережка попросил меня спеть французскую песню «Прощение». Таня с Соней запели ее случайно. Я никому о свидании не рассказывала. Он грубо им сказал:

– Вам песни не мешают работать! Чё на месте топчетесь?

Видно подумал, что они с умыслом запели…

Встретила здесь в Приютово Генку Матросова. Вместе поступали в УУИ, вместе учились. Друзья мы были хорошие. Училище он, как и я, бросил. Работает на башенном кране рядом с нами. Надо будет залезть к нему в кабину и сверху сфотографировать наш уютный лагерь.

19.07. Приехали в пионерлагерь «Спутник». Въезжаем в березовый лес, впереди забор, двое пионеров начинают открывать ворота. Высыпали из автобуса. Лесные запахи. Невыразимо чудные. Березы, хвоя, сосны. Аккуратно постриженные кусты, чистые дорожки. Мы тут же у автобуса запели. Кольку Покотило с его отрешенным видом, Геру с его удлиненной физиономией и профилем Листа, Мансура Сулейманова с его пышными длинными волосами и вдохновенными глазами пионеры приняли за немцев. К Коле подъехал парнишка:

– А как вас зовут.

– Коля, – важно наклонился он.

– А почему вы так хорошо говорите по-русски и имя русское?

– Я десять лет в России жил.

Мы укатались со смеху. А мальчишка побежал к друзьям пересказывать содержание разговора.

Вечером был костер. Пионеры поразили своим умением танцевать модные танцы, непринужденным поведением, не стеснительностью. Во время танцев полил сильный дождь. Я веселилась со всеми, но невольно ловила каждое движение Сережи и Уты. Скоро пошли в лагерь. Залезли в палатки. Лес шумел и искрился дождинками. Теплая ночь. В такие ночи вдвоем хорошо. Дождь дробно стучит по брезенту.

На другой день для пионеров дали концерт. Им очень понравились веселые шуточные немецкие песни. Хлопали на бис и по-немецки кричали: «Еще». Во время последней песни мелкими нитями, но довольно энергично потянулся радостный светлый дождь, заискрив на солнце. Но немецкие друзья не ушли под навес, а продолжали петь под дождем. Потом мы уезжали. От клуба до автобуса по обеим сторонам дорожек стояли детишки и трогательно прощались с нами.

22.07. Я проснулась от криков «На линейку!» Горит свет, за окнами чернота и смех. Время 23.45. Быстро оделась, вышла. Перед вагончиками выстроились все и хохотали: Дитмар в майке и светлых широченных полосатых штанах улыбался. Видно, собирался лечь. Все были оживленные, веселые, грязные. Оказывается, только пришли с работы (я дежурила в тот день), разгружали вагоны с гравием. Видно, поработали на славу. Наш вагончик, как всегда, начал готовить стол. Я специально пошла к мальчишкам попросить нож. Сережка услышал про еду, начал одеваться. Ута перед ним кокетничала, он смотрел на нее. Скоро вышел, через некоторое время вышла она.

Ночь. Тихо-тихо. За окном светлые поля, по дороге проносятся два ярких глаза и темный силуэт машины. Издалека приближается шум, стучат колеса, прогрохотал поезд. В такие минуты особенно остро чувствуешь, как что-то уносится вдаль и не возвращается. Пролетают иногда самолеты. Их тяжелый, гнетущий шум придавливает, будит тяжелые мысли. И почему-то всплывает в памяти дата 22 июня, и становится страшно. За элеватором опять пронеслись поезда, гудком и лязгом огласив тихую ночь. И снова тишина. И, как падающие звезды, в голове мысли, обрывки ситуаций. Они перечеркивают друг друга, проваливаются в черноту. И вспыхивают новые звезды-мысли, и снова то легко, то горестно от них.

Не подходи ко мне.

Не говори со мной,

Оставь наедине с моею болью.

Не знаешь ты, как кровь стучит в висках,

Когда уходят двое в поле…

На фоне темно-синего неба прошли две темные фигуры, скрипнула дверь: пришла Ута. И я уснула.

23.07. Утром шли на работу: Ута была грустная. В перерыве она и Сережа сидели рядом, к ним присоединился Дитмар. Так втроем они сидели недовольные. Сережка пересел к нам. После обеда Ута опять работала рядом с Сережкой, счастливая, радостная.

У меня на душе уже не скребли кошки. Раз они нравятся друг другу, нечего и переживать из-за него. Дитмар трудился в самом конце вагона (разгружали гравий). Несколько раз он опирался о вагон, закрывал лицо в ладонях, так долго стоял неподвижно, потом тоскливо смотрел в сторону Уты. Когда Сережка проходил мимо, он исподлобья грустно наблюдал за ним, и в глазах его стояла голубая тоска. Сережка бегал мимо в желтой футболке и желтой кепке с кокетливыми красивыми глазами и ангелом смотрел на всех. Соня сказала, что все знают, почему я грустная, даже немцы между собой говорят об этом. И Сережа знает, как переживаю я. Боль, до сих пор томившаяся внутри, вдруг выплеснулась наружу. И снова жизнь показалась пустой шуткой, и снова охватило ощущение одиночества. Но я смеялась, пела, шутила, а в душе слезами обливалась. Они такие счастливые – оба в желтых футболках – рядом. Поневоле девчонкам в минуты отдыха изливала свою боль. Галка не выдержала: