Владимир Юринов - Хранить вечно

– На Такфарина́са намекаешь?

– На него, родимого.

– Шалит?

– Не то слово! Пять дней назад у нас тут целый отряд фуражиров пропал. Шестнадцать либертинов, понимаешь, плюс декан. Потом труп декана подбросили под наши ворота… Они его привязали к лошади и таскали по земле. Долго таскали – у него всё мясо с костей слезло.

– А либертины?

– А о либертинах – ни слуху, ни духу. Никого из них не нашли. Ни живым, ни мёртвым… Думаю, рабами они теперь у местных вождей… А может, у Такфаринаса в войске. И через пару месяцев сюда придут, нас, понимаешь, резать.

Кентурион крякнул:

– Эх, не додавили мы в прошлом году этого Такфаринаса! Была же возможность! Совсем ведь было прижали его!.. А теперь что? Теперь, с одним-то легионом, – пойди, догони его в этих песках!

– М-да, – согласился Саксум, – аукнется нам ещё уход «испанцев», ой, как аукнется!.. У нас тут людей не хватает, дыры всё время латаем, а у Такфаринаса, понимаешь, армия растёт день ото дня… Вы, кстати, к нам или куда дальше?

– К вам. На усиление.

– Это хорошо! Лишняя кентурия нам сейчас никак не помешает. А кавалерия – это вообще здорово! Это то, что больше всего сейчас нужно. Мусуламии своими конными разъездами нас уже задёргали. Шастают, понимаешь, по всей округе, как по собственному двору… Вы, кстати, никого не видели по дороге?

– Нет, вроде…

– Ну всё равно, – махнул рукой Саксум, – Всё равно вас уже давно заметили. Так что давайте, не стойте, двигайте в крепость.

– Далеко тут ещё?

– Нет, – покачал головой Саксум, – тридцать стадиев. Через час будете на месте. Давай, кентурион, давай, не стой, командуй!

– Э, нет, – возразил Марк Проб, – командует у нас теперь исключительно трибун-латиклавий. А мы все так – у него на побегушках, – он придвинулся поближе к декуриону, наклонился к нему и, ткнув себя двумя пальцами под бороду, заговорщицки шепнул: – Во, как он мне надоел за эти дни, трибун-латиклавий этот! Хоть волком вой, надоел! Петух столичный!.. – впрочем, он тут же распрямился и, повернувшись к отряду, как ни в чём не бывало крикнул: – Всё в порядке, трибун! Можно ехать!

Префект важно кивнул и дал отмашку. Послышались передаваемые по строю команды, вновь зашаркали ноги, зафыркали лошади, загомонили приглушённые голоса, – войско двинулось.

Марк Проб и Саксум съехали на обочину, пропуская мимо себя колонну. К ним подскакал Гай Корнелий Рет. Широкое лицо его пылало праведным гневом.

– Это возмутительно! Это переходит всякие границы! Я незамедлительно по прибытии сообщу о произошедшем инциденте префекту Титу Крассу. Ты обязательно будешь наказан. Как там тебя? Саксум, кажется?

– Декурион второй декурии третьей турмы Симо́н Саксум. К твоим услугам, трибун! – Саксум приложил кулак к своей груди.

– Декурион?! – глаза Гая Корнелия Рета, казалось, вот-вот выпадут из глазниц. – Простой декурион?! И ты посмел?!.. И ты мне?!.. И ты?!.. – у трибуна кончился воздух и он, поперхнувшись, замолчал.

– Я преподал тебе небольшой урок, трибун, – не дождавшись продолжения, спокойно сказал Саксум. – Ты шёл без передового дозора, без бокового охранения, ты выслал вперёд двух неопытных ротозеев, ты позволил себе войти в лес, не убедившись, что в этом лесу тебя не ждёт засада. А ведь здесь война! Здесь самая настоящая война. Мы только за последний месяц потеряли, понимаешь, сорок три человека! Если тебе не жалко своей собственной жизни, то пожалей хотя бы своих людей. Или ты жаждешь повторить германский «подвиг» Квинти́лия Вара?!.. Ты, конечно, можешь сообщить обо всём случившемся префекту. Но учти, что я тогда тоже буду вынужден доложить ему обо всём. Обо всём! Со всеми, понимаешь, подробностями!

Некоторое время Гай Корнелий Рет, бледный, с двумя пунцовыми пятнами на щеках, раздувая ноздри, яростно ел наглого декуриона глазами. Саксум не отвёл взгляд. Тогда трибун ударил свою сарматскую кобылицу шпорами в бока и, рванув поводья, кинул её вверх по склону.

– Ты нажил себе врага, – проводив трибуна взглядом, задумчиво сказал Марк Проб. – Такие обид не забывают.

– Ничего, – ответил Саксум. – Как-нибудь переживём. Одним врагом больше, одним меньше…

Он поднял руку и призывно помахал Олусу Кепе, всё ещё гарцующему вместе с нумидийцами на вершине холма. Кепа тоже помахал ему рукой и двинулся вниз. Взгляд декуриона вновь зацепился за роскошный, белоснежный с яркой красной каймой, плащ удаляющегося трибуна.

– Послушай, – спросил он Марка, – а почему он такой чистый? Прям светится! Ведь как-никак шесть дней в пути.