Тимур Белый - Светлая Волна

– Да ты прав, хотя новые авторы и стараются… Не знаю, как у тебя, но я, если прочитаю что-нибудь качественное и сильное, а потом натолкнусь на что-нибудь, что немного хуже по качеству и силе – уже не могу дочитать такую книгу, хотя и признаю, что она, в целом, прекрасная и, встреть я её раньше, перед прочтением той, лучшей, я непременно насладился бы ей до конца.

– Вот те раз! Как оно получается. Может поэтому, некоторые книги, которые признаны в мире весьма интересными и являются даже бестселлерами я никак не могу дочитать и бросаю на полпути, чаще даже на четверти.

– Наверное в этом благородном деле, также, как и в одном, всеми известном, весьма неблагородном, градус нельзя понижать, – улыбнулся Руслан. – Чтобы ты хотел изменить в мире?

Тема была изменена резко – так, будто, рассматривая электронную карту города, вы резко уменьшаете масштаб и попадаете на карту мира. Но Рафик не растерялся, может, потому что этот вопрос давно уже сидел у него в сознании, и немалое количество времени было потрачено в раздумьях над ним.

– Знаешь, мне очень, очень неприятны войны, насилие, вся эта вражда между людьми. Для чего все это? Какой пользе служит? Я не пойму… может я не дорос своим мозгом. Но пусть так, пусть я никогда не дорасту. Я никогда не хочу понимать и тем более одобрять это. Посмотришь на эти кадры, снятые в разных концах нашей Земли, как одни представители нашей расы кромсают других, да ещё при этом веселятся… Что-то неправильно, что-то пошло не так…

– Да войны – это мерзкое явление. Я конечно понимаю, что некоторым странам быстрее и легче развить свой военный потенциал и силой получить то, что им нужно, чем развивать свою научную, экономическую мощь, улучшать человеческие ресурсы. Но пора, пора бы уже оставить эти гадости в прошлом и узнавать о них только из одного источника – исторических документов, ну или из тех материалов, которые по ним написаны. Они легче читаются, – добавил он.

Рафик ощущал, что Руслан понимает его полностью – и то, что он высказал, и то, что он не смог выразить словами. Ему хотелось говорить ещё.

– Мне, конечно, повезло – я никогда не соприкасался с войной. Но того, что я вижу по телевизору, в интернете – когда дети лишаются родителей, родители лишаются детей, когда отец приходит домой изувеченный: без рук, без глаза – когда он, вследствие этого, из кормильца превращается в инвалида, требующего постоянного ухода, лежит на кровати и плачет… Этого достаточно для меня, чтобы всем сердцем отвергать и не принимать войну.

– Как думаешь – что можно сделать, чтобы поскорее покончить с этим безобразием?

– Я даже не знаю. Многое идёт от нас, обычных людей, мы ведь тоже злимся. Я вижу, как люди устраивают мини-войны из-за парковки, из-за очереди. Может нужно искоренить это в своих душах, сначала, чтобы это было неестественно для нас самих и для общества. И если бы, вдруг, ты начал где-нибудь орать, драться – на тебя и смотрели бы как на ненормального, и ты сам ощущал бы себя ненормальным и во время и после, таких поступков.

Руслан с явным одобрением смотрел на своего нового друга.

– Ты прав. Я сам могу принять кого угодно – мне легко общаться с любыми людьми, совершенно различных взглядов, кроме тех, которые покрыли, словно ржавчиной, злостью свою душу. С такими мне очень тяжело и неприятно контактировать, хотя, конечно, было время и они были добрыми, но – я заимствую твои слова – наверное, что-то и вправду пошло не так. Мне нравится, как ты рассуждаешь, ты мне нравишься.

У Рафика было чувство, что у этого мальчугана есть ответ на поставленный им же вопрос, но последний перевел тему в другую сферу, и некоторое время они разговаривали про космос, про то, что время идет по-разному, как для разных по массе объектов, так и для разных по скорости, с которой они движутся. Лицо коллеги – Айдара, всплыло в сознании Рафика, когда уже оставалось недалеко до остановки Руслана. Это лицо породило следующий вопрос:

– Руслан, а как ты относишься к благотворительности, раздаче денег бедным, ко всякого такого рода делам?

Руслан усмехнулся:

– Я называю это лечением симптомов. Я не подаю милостыню, потому что я ничего не зарабатываю сейчас – я ещё школьник – я не могу быть милым и благотворительным за счёт своих родителей. Если бы я зарабатывал, то скорее всего давал бы тем, кто реально нуждается и не в состоянии себя обеспечить. Раз уж они есть – такие люди – наша задача как человечества как-то позаботиться о них. Но как я уже и сказал – это лечение симптомов. Целью должна быть не благотворительность – она только между делом – целью должна быть именно болезнь, ведущая к необходимости благотворительности. А потом и вовсе – уже не лечение этой болезни, а только профилактика. Конечно, для снижения криминального использования попрошаек, лучше бы запретить давать на улицах, а те же деньги перечислять в специальный фонд, откуда будет идти справедливая помощь для всех нуждающихся. Но, во-первых, людям трудно запретить подавать и сложно уследить за этим – они должны сами прийти к этому, а, во-вторых, соблазн использовать деньги фонда не по назначению очень велик… Как там говорил Волк Ларсен: «не соблазняй ближнего, не обрекай его душу на вечные муки», – Руслан засмеялся, – я шучу. Ладно, следующая моя. Не выходи сегодня со мной – на улице дождь начинается, скоро ливанёт. Ты знаешь теперь, где моя школа – подходи как-нибудь туда – пешком прогуляемся, поболтаем.