Георгий Саликов - Молево

И случилось-то вот что.

Упал Тит Веспасьяныч в ручеёк Пликапик. С коня изабелловой масти. Ехал, ехал, отвлёкся от жестоких затей, размечтался о чём-то прекрасном и возвышенном. И о личном участии в нём. Будто поймал вдохновение. Заснул. Увидел во сне это прекрасное, заключённое в мыслях, и оно раскрылось ему удивительными образами, неописуемыми пером и несказанными сказкою, вовсе небывалыми и немыслимыми. Узрел он своё прекрасное отчётливо, ясно, подробно, приметил себя в нём, пришёл в изумление, восхитился, обомлел, да малость обмяк. И упал. Вымок весь, досматривая сон и пытаясь не терять пойманного вдохновения. А когда вставал, крепко упирался ладонью о необычный камешек на дне, коричневатый такой, с краснотцой, похожий на цвет сердца. Поднялся на ноги да тут же коня отпустил на волю вольную. Добрался до усадьбы пешком, велел всю тыщу крестьян освободить, да всё добро богатого имения им раздать. Сам ушёл в лесные дебри. Там, говорят, года два только с медведями-то и жил, да потом совсем сгинул с виду человеческого. Вся дворня и многие крестьяне, получив свободу и некоторый достаток, разбежались по городам, где каждый нашёл уготовленное там счастье да горе. А Марция с Юлией, не имея ни гроша за душою, разругались до неприятия, озаботились поисками надёжного замужества и тоже покинули разорённое гнёздышко. Следом, бесхозный помещичий дом оставшиеся мужики окончательно растащили на кирпичи, пруд спустили в Бородейку, да больше на останках той усадьбы никто не собирался что-либо строить. Из ближайших обитаемых деревень сохранилась лишь та, что на излучине Бородейки. Она и сберегла имя бывшего помещичьего имения. Римки.

Ещё водились слухи о том, будто барину-то не слишком хотелось жить лишь с медведями, да всяких людей сторониться. Не один-одинёшенек в лесах он обитал. Толкуют, дескать, хорошенькая девка из Пригопки с ним подвязалась. А кое-кто из особо внимательных утверждают о двух или трёх девицах дополнительно из соседнего хозяйства. Вроде бы тамошний помещик не досчитался нескольких молодых душ женского пола. Были детишки у них, не были, не знает никто. Только вот, известно, будто до сих пор по здешним лесам кучками да поодиночке промышляют никем не опознаваемые люди, но почему-то похожие меж собою. И глаза у них исключительно васильковые. В деревнях никогда не показываются. Бывали случаи, когда кто встретится с кем из них, само собой появляется охота поближе познакомиться. Но они вежливо так отнекиваются и скоренько затериваются меж елей да берёз, осин да сосен, лиственниц да пихт, а то и ясеней.

Когда мужики начинали утилизировать опустевшую барскую усадьбу, разбирая на кирпичи, там оставался кособоко висеть в пустынной парадной зале никем не востребованный запыленный портрет Веспасьяныча, писанный здешним умельцем. Огромный. Великую сажень на сажень мерную. Но одному из обитателей Римок взбрела всё-таки охота отличиться любовью то ли к барину, то ли к живописному искусству, и он прихватил портрет в свою избу, предварительно вынув её из рамы, дабы легче было унести. Благо, тащить не столь далеко. Скрупулёзно удалил пыль, довёл полотно до блеска и установил на видном месте. Потом оно передавалось по наследству, перекочёвывая из одной избы в другую, из старой в новую. Так и дожило оно целым и невредимым до недавнего времени, примостившись в избе одного из нынешних «римлян». А именно, у известного нам Анастасия с бесчисленным его женским семейством. Художественное полотно и тут висело на самом видном месте. Вернее, стояло у стены, едва умещаясь там по высоте. Покрытое тонкой сеточкой кракелюра, живописное изделие по-прежнему оставалось свежим, будто художник его закончил только вчера. И каждый, кто замечал тех лесных обитателей с васильковыми глазами, а затем, с нескрываемой охотою заходил погостить в дом римлянина, указывал на портрет и говорил: «точь в точь все те лесные гуляки похожи на него».

Однако вот как раз третьего дня замечательное произведение сельской живописи купил нежданно разбогатевший мужик из Думовеи. Хочу, – сказал он, утирая нос кулаком, – начать с неё коллекцию сельского искусства, а там уж самого Третьякова переплюну. Анастасий, соответственно, взвинтил цену, мотивируя тем, что коллекция должна быть ценной изначально.

5. Путь

Столичная компания, состоящая из семи-восьми человек различной внешности, неодинаковых профессиональных направленностей и многообразных вкусовых предпочтений, уже удобно освоилась в последнем вагоне поезда, и тот мягко сдвинулся с перрона Пороговского вокзала. Бесед никто не затевал. Каждый предался собственным мыслям, но делиться ими ни с кем не предполагал. Наиболее чутко бодрствовала девушка Ксения, порой внезапно вспыхивая щеками. Она сидела напротив Абрама Ицхаковича, а тот почти не спускал с неё глаз и удовлетворённо улыбался, иногда из деликатности отворачиваясь к окну.