Борис Берхин - Конец поселения

Вокруг цвело позднее сибирское лето. Несколько дней подряд светило солнце, оно высушило небольшой взгорок посреди болота, где лежал мальчик. Теплый и спокойный ветер доносил до него запахи сосновой смолы, грибов, пряной черемши, дикой малины, смородинового листа. Это был тот самый ветер, который когда-то навевал Марии мечты о другой, так и не доставшейся ей жизни. Он будто ласкал ее сына, утешал его, убаюкивал.

И мальчик заснул. Но потом проголодался, проснулся и заплакал. Так случилось, что Савелий из Парной охотился там на птицу. Он услышал плач ребенка, подобрал его и принес к себе в дом. Савелий был старшим сыном Никиты, старосты общинских. Двое младших братьев Савелия, еще неженатых, погибли на войне. У него же самого за день до того, как он наткнулся на подкидыша, родилась третья дочка. Савелий и Никита мечтали о сыне и внуке, будущем старосте деревни, много молились. Ребенка сочли божьим знамением и приняли в семью. Найденное при нем свидетельство о рождении и крещении Никита спрятал, но имя оставили то же: Иосиф.

Еще через десять дней в Расейскую приехал Матвей. Похудевший, со свежими шрамами на лице. Сельчане рассказали ему, как погибла Мария и что у нее был маленький сын. Куда он делся после похорон, никто не знал. Матвей посидел у могилы и уехал.

В Расейской многие фронтовики, в основном те, у кого были свои семьи, к зиме перебесились, вернулись к нормальной жизни. Молодые и неженатые продолжали бесчинствовать. По пьяной лавочке забрались в церковь, стали обдирать золотой оклад. Старого попа Андрея, который прибежал с увещеваниями, скинули с колокольни вместе с попадьей. Потом кто-то крикнул, что в маслодельне лежит выручка от весенней продажи. Кинулись туда, ничего не нашли и с досады подожгли постройку. Наутро потерявшие терпение большаки – главы семейств – собрались, взяли оружие, у кого какое было, и пошли в кабак. Выволокли из него опухших от пьянства солдат и избили. Потом с самых отпетых, включая Ивана, сорвали всю одежду, привязали их к церковным воротам и стали сечь плетьми для лошадей. Секли, пока человек не терял сознание от болевого шока и потери крови. Четверо умерли после этого в течение суток, один сошел с ума и прыгнул с колокольни. Ивану досталось меньше других – Акулина кинулась и закрыла сына собой. Удар плетки выбил ей глаз, но с места она не сдвинулась. Иван выжил и уехал в город, затаив злобу на деревню и на отца, который не стал его защищать.

Кабак постановили закрыть навсегда.

Гражданская война деревни миновала, и до Шарыпово и тем более до Парной не добрались ни колчаковская мобилизация, ни красноармейская.

Весной девятьсот двадцатого Иван вернулся в деревню во главе продотряда. Первым делом он нашел тех, кто его сек. Троих повесил. Причем каждого – на его собственном доме, привязав петлю прямо к коньку крыши. Потом потребовал все зерно, что было в деревне, отвезти на станцию. Там уже стояли вагоны, их охраняли китайцы из Красноярска. Сроку дал до следующего вечера.

Ночью Карп, отец Ивана, пришел в Парную, к старосте Никите. Стукнул в окно:

– Выйди, разговор есть.

Никита вышел.

– Чего пожаловал?

– Продотряд пришел из Ачинска, рабочие весь хлеб забирают.

– Они у вас забирают, не у нас.

– Сегодня у нас, завтра к вам придут.

– Ты откуда знаешь, что придут?

– Иван, сын мой, сказал. Он у них главный.

– Так ты меня предупредить пришел?

– Убить их надо. Всех. Иначе сеять нечего будет, от голода помрем.

– Всех? – переспросил староста.

– Да, всех, – спокойно ответил Карп. – Иначе нельзя.

– Ты решил – ты и делай. Зачем ты мне про это рассказываешь?

– Продотрядовцев восемь, китайцев семь. Ночуют на станции, выставляют караулы. Все оружные. Без вас мы не справимся.

– Это твои, никониане. И твой сын ими командует. Ты с ними и разбирайся. А до нас им не добраться.

– Так не поможешь? Хоть оружие дай.

– Нет. У вас народ ненадежный. Через день в городе будут знать и кто что сделал, и кто оружие дал. Не мое дело. И тебе не советую. Этих убьешь – завтра из города вдвое больше приедет, деревню на клочки разнесут. А что предупредил – спасибо.

– Что мне твоя спасиба! Эх, Никита!

Карп хотел добавить крепкое словцо, но сдержался. Только сплюнул и ушел, не сказав ни слова больше.

На следующий день свезли зерна на два вагона. Иван потребовал еще столько же и через сутки пошел с охраной по дворам. Там, где находили хоть мешок зерна, секли хозяина так же нещадно, как когда-то самого Ивана. Пять человек после истязаний умерли. Двое пытались кинуться с вилами – Иван их пристрелил на месте.