Людмила Смильская - По дороге к солнцу. Документальная повесть

Один из вопросов анкеты для автопортрета пользователя, на сайте знакомств, вернул меня на много лет назад. «Что для вас наивысшее счастье?» «Наивысшее»? Счастье, само по себе, и есть состояние высшего, полного удовлетворения жизнью. Мне ярко вспомнилось это редкое состояние.

Схватки учащались, становились всё длиннее и мучительнее и, наконец, превратились в нестерпимую, с короткими передышками, двенадцатичасовую пытку. Сознание работало отчётливо. Я понимала, что своими стонами и криками уже порядком надоела и соседкам по палате, и медработникам. Никто из них уже не сочувствовал мне и почти не обращал на меня внимания. Только чей-то утомлённый голос изредка повторял: – Да когда уже она родит?!

Кто-то из тех, кому ещё предстояло рожать, посоветовал мне пройтись по коридору. Испытывая неимоверные муки, я кое-как поднялась с кровати, вышла в коридор. Боль резко усилилась, я сползла по стене на колени, встала на четвереньки, стремясь хоть как-то облегчить своё состояние. Полная, румяная акушерка, которая должна была принимать у меня роды, начала нервничать, близилась её пересменка, а я всё никак не могла разродиться. Она решительно обратилась ко мне:

– Пора, залазь на кресло и тужься.

Легко сказать, тужься! Это резко усиливало и без того нестерпимую боль. Но тужиться, несмотря ни на что, заставляла мысль о том, что надо помочь своему ребёнку. Ему появиться на свет не легче, чем мне родить его. Неудивительно, что появляясь на свет, младенцы взрываются плачем.

Мои потуги не приносили ощутимого результата, а время шло. Акушерка, поругиваясь на меня, доедала кусок спелого арбуза и посматривала на часы. Закончив с арбузом, она грубо выругалась, взяла полотенце, скрутила его и перетянула им мой живот, навалившись на меня своим грузным телом. Адская боль и ощущение треснувшего арбуза, на который теперь похожа была я, пронзили моё тело.

Несколько поспешных движений акушерки, и я услышала пронзительный детский крик. О чудо природы, я произвела на свет новую жизнь! Акушерка подняла ребёнка надо мной, чтобы я увидела его и довольно констатировала:

– Яйца! Я переспросила: – Что? Она громко повторила:

– Мужика, говорю, родила!

Моя память ухватила круглые щёчки сына, на которых видны были лопнувшие сосудики, ему тоже хорошо досталось, когда нас от души придавила решительная акушерка.

Радоваться не было сил, да я пока и не осознала до конца произошедшее. Сына ополоснули, запеленали и унесли. Вошла худенькая, пожилая медсестра с небольшим саквояжем и решительно направилась ко мне. Подойдя, она взглянула на меня строгим взглядом и приступила к своим привычным обязанностям; взяла медицинскую иглу, нитку и так просто, без обезболивания, по живому стала зашивать треснувшую меня.

Это, конечно, была уже не та нестерпимая боль, которая изводила во время схваток, но всё-таки – боль. Рваные края нужно было соединить стежками. От очередного прокола иглой я резко дёрнулась, но медсестра сердито заметила: «Не верти задом, а то криво зашью, кому потом нужна будешь?!»

Наконец мои мучения кончились. Меня переодели в чистую сорочку и увезли в палату. И вот тут-то на меня нахлынула невероятная, огромная радость, сознание чего-то важного, значительного, свершившегося в моей жизни. Мне вдруг от счастья захотелось петь, да, именно петь! И я начала петь. Удивительно – никто не делал мне замечания, никто не урезонивал и не ругал меня. Только проходящая мимо палаты санитарка сказала: «Во дают бабы!»

Возможно, от того, что я хорошенько прокричалась во время схваток, голос мой звучал звонко, чисто, выразительно. Соседка по кровати не выдержала, стала подтягивать мне. Женщина напротив тоже тихонько запела.

Итак, зарегистрировавшись на сайте знакомств, я стала внимательно читать автопортреты его участников. Мысленно выстраивая их образы, я искала человека, близкого мне по духу, предпочтениям и возрасту. И вот каких персонажей довелось мне увидеть. Из корректных соображений имена и фамилии пользователей изменила, хотя кое-кто из них уже сделал это до меня в целях конспирации. Ниже приведены девять анкет в возрастном интервале от 49 до 54 лет:

Моряк, 49 лет. Невысокий, худощавый мужчина в белом кителе и фуражке. Мелкие черты лица, лихо закрученные пушистые усы, маленькие, колючие глаза.

Из анкеты:

о себе: тип моего «топлива» – высокооктановое: водочка, коньяк, виски. Расход «топлива»: 0,5 литра на 100 грамм живого веса. «Завожусь» с пол оборота. Не еврей.