Катерина Карди - Но они тоже служат злу. Часть первая. Дочь демона

– Таврик, – будто во сне повторил за ней мальчишка.

– Твой? – Змену кивнула на игрушку.

Таврик молчал, словно пытался вспомнить что-то давнее, но затем улыбнулся – пожалуй, впервые за все это время:

– Мой.

5

На десятилетие Змену подарили куклу – очень красивую, в синем платье и с длинными золотыми волосами. За восемь лет, что она прожила в Приюте, это был первый подарок для нее, и оттого он был таким неожиданным. Змену не выпускала куклу из рук, даже когда резали именинный пирог в ее честь, и когда она принимала поздравления, и даже отправляясь спать.

Ей приснился странный сон. Будто идет она по чужому дому, невиданному ей ранее, минуя одну комнату за другой, и нигде не останавливаясь, а в последней видит свою мать.

– Змену, – зовет ее та. Лунный свет хлещет из окна, выхватывая изящный силуэт, сквозь легкую ночную рубашку, блестит серебром на волосах, высвечивает протянутые руки. Мать хочет ее обнять, но Змену сторонится и лишь крепче прижимает к груди свою куклу.

– У тебя новая игрушка? – спрашивает мать. – Как ее зовут?

– Я еще не дала ей имени.

И точно по волшебству все имена и прозвища разом вылетают из головы девочки, она тщетно ищет и перебирает слова и слоги – но все они бессмысленны и пусты.

– Это правильно. Не называй, – шепчет мать, подбираясь ближе.

– Змена, ее зовут Змена, – испугано выкрикивает Змену, отступая к двери.

– Так не получится. Мало поделиться своим именем, нужно поделиться своей душой. Не называй, не надо!

Змену смотрит на прекрасные нарисованные глаза и белокурые волосы своей игрушки – без души кукла лишь формованный пластик.

– Змена, тебя зовут Змена. – Змену отщипывает кусочек от своей души: – Вот, – восклицает она, – так гораздо лучше!

Ее мать останавливается и смеется, от ее смеха начинают трещать стены и разбиваются окна.

– Теперь я хорошо понимаю свою собственную мать, Змену. Ты в точности как я.

– Я не ты! Мы разные.

– Однажды мы встретимся, и ты все поймешь сама.

– Нет! Мы никогда не встретимся! – Змену прикрывает глаза от ставшего нестерпимым лунного света.

– Когда ты станешь знаменитой… – доносится голос матери, но Змену кричит изо всех сил:

– Нет! Никогда!

Змену проснулась, разбуженная собственным вскриком. В спальне было тихо. Сквозь распахнутое окно лился лунный свет, почти такой же яркий как во сне, он как-то по-особому отражался на пластмассовом лице, делая застывшие кукольные черты живыми. Они как будто стали еще красивее и роднее, чем раньше. Змену крепко прижала куклу к груди:

– Я никогда тебя не оставлю.

6

В доме Басиат пахло травами. Мотави растерла в пальцах тысячелистник, и воздух тут же наполнился его горьковатым ароматом.

– Не забудь: три унции корня вереска, щепотка тысячелистника и рябиновая настойка, – поучительно проскрипела Басиат. Она сидела в кресле, перебирая страницы старой книги. – Если все сделать правильно, через три дня будет готово отличное средство от бессонницы.

Мотави рассеяно кивнула, пропуская наставления матери. Мысли ее были далеко.

За десять лет Басиат состарилась. Глубокие морщины изуродовали некогда прекрасное лицо, глаза запали вглубь черепа и волосы стали белее снега. Бесплодные поиски и горькое одиночество иссушили тело, а старость сломила ее гордый дух. Теперь пришел черед Мотави сидеть подле своей матери, разбирать гребнем ее седые волосы, подносить питье и укрывать ее от холода шерстяным одеялом. Дни и ночи Басиат вспоминала детство и юность, но Мотави лишь усмехалась, слушая старческое бормотание. Она не забыла своих обид, между ними по-прежнему не было согласия, хотя Мотави и перебралась в дом к матери.

– Ты не забыла про корень? Можешь добавить ложку меда, перед тем как закупорить отвар. Так запах будет глубже, а вкус слаще. Мотави? Ты меня слышишь? – позвала Басиат.

– Да, – недовольно откликнулась Мотави. – Слышу.

– Ты сегодня какая-то рассеянная. Следи за огнем, отравить меня вздумала?

– Я слежу, – раздраженно буркнула Мотави.

Басиат прищурилась, всматриваясь в лицо дочери.

– А я, кажется, знаю, почему ты сегодня сама не своя, – она зло и коротко рассмеялась. – Я тоже о ней думаю. Десять лет прошло, а я все помню. Думаешь, я старая и глупая? Нет, я помню, как ты со мной обошлась, со мной и с ней.

– Я не хочу об этом говорить, – Мотави отвернулась, убавляя огонь на плите.

– Не хочет она, конечно, не хочет. Ты не сказала мне даже ее имени. Ты разбила мне сердце, поломала жизнь всем нам, наверное, довольна тем, чего добилась?